При воспоминании о Мотыльке, который ею пренебрег, лицо Морганы вспыхнуло, и она шагнула вперед.
— Как мне это сделать?
— Сама придумаешь. Прояви фантазию. Господи, — он закатил глаза, — главное, сделай это. И чем скорее, тем лучше. Я уж не говорю о том, что ты не должна ни с кем обсуждать меня, особенно с тем парнем, Никсом. Но ты ведь и так не станешь это делать? Потому что ты знаешь — существует только один путь. — Блик остановился. Его глаза были как черные провалы на бледном, белом лице. — Тот самый, которым иду я. Темный путь.
Он с улыбкой повернулся, чтобы уйти, но Моргана шагнула вслед за ним.
— Прошу, просто скажи мне. Почему нас называют резателями? Что это значит?
— Нас? Меня, Моргана. Я — резатель. Ты пока никто. Ты просто тупой, необученный подменыш.
— Я имела в виду тебя, — исправилась она. — Почему ты резатель? Чем ты занимаешься?
— Она не говорила вам? — Блик вроде бы удивился, потом ухмыльнулся и, откинув голову назад, покачнулся на каблуках. — Ну конечно не говорила. Это хорошо. Значит, она боится. Нас называют резателями, потому что мы перерезаем поток, благодаря которому происходит исход. Мы обрываем его, мы останавливаем «Кольцо». Пока мы существуем, никому не выбраться отсюда. «Как следствие, обрекая нас на веки вечные на существование в качестве бесконечных частиц боли, передающихся от одного живого существа другому», бла-бла-бла. Это-то она вам рассказала? Добренькая Вив обожает эту часть. «Вынужденные переживать снова и снова всю историю вселенной, — цитировал он. — Как неотъемлемая частица боли. Жгучей, безнадежной, невообразимой боли». Скукотища. Легко ей говорить. Их больше, чем резателей. Обычно победить нас легче легкого. И у Вив есть отличные способы избирательно направлять электрический ток от «Кольца огня».
Глаза Морганы сузились.
— Именно так умер тот парень, блондин. Почти каждый год кто-нибудь так умирает. Вив притворяется, будто это несчастный случай, лепечет, мол, это всё проводники — плохо подготовили их и так далее. Но когда они собирают народ, это происходит снова и снова. Она старается уничтожить всякого, от кого, по ее мнению, может исходить угроза. Всех, от кого хоть слегка несет резателем.
— Значит, ты правда в это веришь? — быстро заговорила Моргана, вспоминая, как девчонка на стоянке обнюхивала ее. — В исход? Ты действительно веришь, что мы, — Моргана через силу выдавила из себя это слово, — эльфы?
— О да. Это правда. Это действительно происходит. Исход грядет. Человеческая жизнь — это… — Блик просунул язык между губ и неприлично фыркнул. — Можешь не сомневаться. — Он ухмыльнулся. — Думаешь, эльфам есть до тебя дело? Думаешь, Вив есть до тебя дело? Вы — обычные морфы, которых, насколько я понимаю, можно пустить в расход. Вы не можете вернуться назад, в Новалу. Об индукторах вроде Никса заботятся чуть больше и лучше их подготавливают. Но ты и я? Мы — ничто.
Вив плевать на тебя, так же как и ее лакею Мотыльку. Вот отчего я присоединился к резателям. Это опасно — нас часто уничтожают, но меня поймать очень сложно, проверено временем. Смотри, я родился в этом драном междумирье и знаю все его углы и закоулки. «Медам, она была распутнийшой зве-ру-у-чкой», — запел Блик с акцентом кокни. [49] — Ленивая, мерзкая, поганая представительница Потомков. Скоро все станет по-другому.
Моргана впитывала полученную информацию, из нее рвались вопросы. Хотелось поскорее начать — она чувствовала, что нельзя терять ни минуты.
— Когда будет мой первый урок?
— Вижу, тебе невтерпеж?
— Да.
— Отлично. Единственное, чего не хватает резателям, так это времени. Встретимся завтра утром в туннелях. Свой первый урок получишь там. До этого, само собой, тебе придется выполнить мое маленькое поручение…
— Это не проблема, — ответила она и вдруг спохватилась, что понятия не имеет, о чем он говорит, а он уже отвернулся и пошел прочь. — Какие туннели? — крикнула она. — Блик?
Она еще слышала его шаги, но резатель уже нырнул в чернильную чащу и испарился.
Сначала ему казалось, что внутри его пустота, какой-то вакуум. Никс был чист, как раковина на морском берегу. Потом пришли воспоминания — стремительно, словно такты музыкального отрывка. Серебристая рыбина в маленькой белой лодке, смеющаяся мать, запах кедра и крови. Путешествие с Аляски по побережью. Бегом, пешком, автостопом, а иной раз ему приходилось на ходу запрыгивать в поезд, автобус, машину, самолет — если при себе окажется удостоверение личности и хоть сколько-то денег. Девушка-цветочница, сбор яблок на рассвете. Спальный мешок с Губкой Бобом, Финн, К. А. Первая встреча с Нив. Ее сонные карие глаза, спутанные светлые волосы. Он безоглядно влюбился в нее — теперь Никс это понял, хотя ни за что бы не сделал ничего во вред К. А. — и затем так безоговорочно приговорил ее. Неужели так будет всегда? Неужели на всякого, кого он полюбит, тут же упадет тень смерти? «Господь дал, Господь и взял». [50]
Нужно было как-то добраться до Ундины. Она сумеет помочь ему. Он расскажет ей все про Джейкоба и про Нив, про свечение. Только бы она вспомнила, как они были близки друг другу. Неужели это было всего лишь несколько дней тому назад? Никс вспомнил гладкое тело Ундины рядом с собой, ее тенистую, прохладную спальню, косые лучи солнца, и ему стало неловко. Ничего не произошло… по крайней мере, не это… их тела жаждали чего-то большего, а те недели были просто сказкой…
Ундина осталась там, на поляне, когда он сбежал. Она слышала рассказ Вив и теперь должна знать, что делать.
Торопясь уйти от Клоузов, Никс совсем позабыл, что туда он приехал на машине Ундины. Но возвращаться он не хотел, не желая встречаться с Нив, пока не поймет, что делать дальше, так что ему пришлось сесть на автобус до Бернсайд-стрит со всеми вытекающими последствиями. Впереди сидел индеец: сгорбленный, в каком-то смысле красивый, со смуглым лицом и выдающимся носом. Его длинные волосы указывали на то, что он не так давно жил в резервации. И он был пьян.
«Отец», — поразила Никса внезапная мысль. Вот и неопровержимое доказательство: индейца окружало тонкое свечение, белое, искрящееся, не прибавляясь и не убывая, просто зависнув вокруг него. Как только он не заметил этого сразу, когда вошел в автобус?
Раньше он всегда старался этого не замечать, для того и принимал «пыльцу», а потом это вошло в привычку. Но теперь его глаза открылись, и нарочно ослеплять себя он больше не станет.
Когда Ундина отворила дверь, он с удивлением отметил, что глаза у девушки красные, да и нос тоже. Выглядела она неважно.
— Господи, Никс… — Она покачала головой и взглянула на него холодно, но все же открыла дверь пошире, и он молча шагнул в дом.