Сам он был не в силах дотронуться до старика.

— У вас есть какие-нибудь идеи, где она может быть? — спросил Никс.

— Нет. Не знаю, — хрипло ответил Джейкоб. — Я просто… Я даже думать не хотел обо всем этом… О том, что происходит с ней. Я не хотел этого видеть. А теперь…

— Еще не поздно, мистер Клоуз, — заговорила Моргана, и Никс видел по ее опущенному лицу — она отчаянно жаждет, чтобы ей поверили. — Прошло всего несколько часов. Мы найдем Нив. Мы с Никсом позвоним К. А. и начнем ее поиски. Когда у нас будет план, мы с вами свяжемся. А пока, — она посмотрела на Никса, словно прося поддержки, — отправляйтесь домой. Поговорите с женой, позвоните в полицию, а мы позвоним примерно через час, когда разузнаем хоть что-нибудь.

Джейкоб кивал, пристально глядя на нее, и Никс чувствовал, что и ему против воли хочется ей поверить. Она была такой убедительной, и неважно, какую роль она играла.

Потом Моргана и Клоуз смущенно пожали друг другу руки и даже обнялись, словно были знакомы много лет. Старик направился к дороге, и спустя несколько секунд о его присутствии напоминал лишь свет фонарика во тьме, скользивший по траве и темнеющей листве над его головой.

— Моргана, что происходит? — прошептал Никс.

— Мы должны найти ее, где бы она ни была. Блик забрал ее куда-то. Мотылек уже говорил нам об этом. Значит, мы должны пойти за ней.

Она остановилась, ее серебристый голос наконец сделался тише.

— Мотылек знает, куда нам идти.

Никс больше не мог видеть ее в темноте, но чувствовал взгляд Морганы.

— Мотылек, — выкрикнул Никс полушепотом, — Мотылек!

Никто не ответил.

— Он исчез, — ровным голосом сказала Моргана. — Он испытывает нас. Поэтому он схватил меня, а теперь еще и это.

Сейчас в ее голосе слышалось напряжение, и Никс встревожился.

— Ты единственный, кто сумеет найти Блика. — Голос Морганы понизился до жутковатого шепота. — Ты единственный, кто знает, куда он делся. Ты — индуктор.

Никс молчал, напряженно раздумывая. Ощущение было такое, будто он находился в толще воды. Испытание? Зачем Мотыльку испытывать их? Разве он не должен был помогать им — ведь он их проводник!

— Может, он забрал ее в туннели? — предположила Моргана.

— Шанхайские туннели? — Никс замер. — Мне нужно поговорить с Эви. Сегодня ночью мы уже ничего не сможем сделать, — ровно говорил Никс, больше не видя во тьме лица своей спутницы, но зная, что она слушает. — Слишком поздно и слишком темно. Мне нужно отыскать Эви, спросить у нее и точно выяснить, куда Блик мог увести Нив.

Они помолчали.

— Эви знает.

— Хочешь, я пойду с тобой? — с готовностью предложила Моргана.

Эта ее готовность не понравилась Никсу, но он напомнил себе, что теперь они вместе, они — кольцо, как назвал их Мотылек.

— Нет. Отправляйся в «Крак», потом домой, узнай, что сможешь, от К. А. Эви не станет откровенничать с незнакомыми людьми, и если мы придем вместе, это будет подозрительно.

Он не думал об этом в таком ключе, но это было правдой.

Короткий низкий смешок Морганы прорезал мрак.

— Подозрительно. О да. Точно.

Никс не знал, что ответить. Он все еще сомневался, можно ли верить всему тому, что тут наговорил им Мотылек. Сощурившись, он пытался рассмотреть фигуру Морганы в непроглядной темноте.

— Я поговорю с братом. — Ее голос звучал немного хрипло, но сарказм пропал. — Позвони мне завтра пораньше. Куда бы ты ни собрался, я с тобой.

Отчего-то Никс засомневался в этом, но кивнул в знак согласия.

— Значит, до завтра, — тихо ответил он, но Моргана уже исчезла.

ГЛАВА 20

Прошло уже четыре года с тех пор, как Мотылек в последний раз звонил в дверь двухэтажного дома, приткнувшегося к боковой улочке на юго-востоке Портленда, но хорошо помнил дорогу и теперь даже в темноте без труда отыскал красную парадную дверь без таблички под звонком. Он припарковал свой потрепанный «кавасаки», купленный у старика-байкера в Олимпии, у стены бетонного, выстроенного в шестидесятых дома и на мгновение застыл перед красной дверью, задумавшись, стоит ли ему на самом деле в нее звонить. Связываться с теми немногими, кто принял решение остаться в человеческом мире и погибнуть, было запрещено. Ослабевшие не принадлежали к резателям, но их смерть приносила в этот мир новую боль.

Кроме того, было уже очень поздно. Бросив Никса и Моргану в парке, Мотылек еще какое-то время колесил по городу, пытаясь понять, что ему теперь делать. Он не гордился тем, что ему пришлось сделать с Морганой, но выбора у него не было. А узнав в приближающемся к ним человеке Джейкоба Клоуза, он незаметно ретировался и сломя голову бросился вниз по холму. Он не мог рисковать тем, что место встречи станет известно Блику, да и Клоузу не следовало знать о том, что Моргана и Никс связаны с бывшим заключенным. События в жизни подменышей должны развиваться нормально, что бы ни случилось. Он уже облажался с Ундиной, но не собирался упускать свой шанс с Морганой и Никсом.

Не отдавая себе в том отчета, он все время знал, что придет именно сюда. На прежнем месте у двери остался кактус карнегия, стоявший словно страж, и табличка, написанная аккуратным почерком с наклоном, по-прежнему напоминала посетителям: «Пожалуйста, снимайте обувь». Хотя она успела порядком выцвести за годы, прошедшие с тех пор, как он последний раз виделся с Рафаэлем Инманом.

Мотылек знал, что после провала с Бликом и фиаско в Юджине их старый проводник покинул Портленд. Всерьез занявшись переобучением, Мотылек выяснил у Вив, что Рафаэль решил остаться в человеческом мире, пусть даже с клеймом ослабевшего. Сперва он уехал в Нью-Йорк и посвятил себя творчеству, потом, год назад, вернулся и начал преподавать в Риде. Он жил жизнью обычного человека — одинокого, замкнутого, испытывая непрерывный ужас — в этом Мотылек не сомневался — перед своей неминуемой гибелью, чувствуя вину за кражу чужого тела и понемногу старея.

Мотылек позвонил в дверь и стал ждать. Его правая нога подрагивала — с раннего детства это было у него признаком нервозности и беспокойства. Ему послышался голос Вив: «Остановись, Мотылек! Возьми себя в руки. Преодолей слабость прежде, чем она одолеет тебя». Или вариации на тему: «Хватит ерзать. Это тратит энергию эльфов». Или его любимое: «Это называется бруксизм. У всего есть название. Если ты скрипишь зубами, заведи ночную каппу».

— Да? — Мужской голос, раздавшийся из трещащего переговорного устройства, застал Мотылька врасплох.

— Рафаэль?

— Это Рафаэль. С кем имею честь?

— Рафаэль, это Джеймс… Мозервелл.

Наступила пауза, потом послышалось жужжание домофона. Мотылек вслушивался в его жужжание, будто мог по этому звуку определить чувства хозяина, но ничего не вышло. Рафаэль всегда был непроницаемым и едва ли изменился.