Не успели две девушки подружиться, как обнаружили, что обе будут посещать в Риде летние занятия по рисованию, которые ведет Рафаэль Инман. Ранее Ундина восхищалась Морганой издалека — непревзойденная красавица, та, еще к тому же будучи членом ученического совета, посещала все курсы повышенной сложности. Ее младшего брата К. А. Ундина встречала еще тогда, как они детьми вместе играли в АМФА, [19] но с Морганой она не сталкивалась — они принадлежали к разным тусовкам. Ундина вращалась среди любителей искусства, а Моргана гуляла в сопровождении одной-двух прилепившихся к ней поклонниц, менявшихся каждые несколько месяцев. К тому же Моргана всегда избегала брюнеток, будто боялась их, как некоторые боятся собственной тени.
Как только они познакомились, выяснилось, что Триш Мейсон знает мать Морганы, Ивонн д'Амичи, по парикмахерскому салону: Ивонн в нем работала, а Триш туда частенько захаживала. Триш пригласила семью д'Амичи — без отца, с которым Ивонн развелась несколькими годами ранее, — на прошлую рождественскую вечеринку. Там Моргана и Ундина потихоньку начали сближаться, болтая за бокалом безалкогольного яичного ликера и жалуясь друг другу на младших братьев.
— Ну что, когда начнем? — Моргана замолчала, а потом серьезно спросила: — И как достать выпивку?
Удивленная Ундина рассмеялась:
— Черт, Моргана, у тебя нешуточный подход к организации вечеринок.
— Прости… — простонала Моргана, — но ведь занятия закончились несколько недель назад, и все выпускные вечеринки оказались такими дурацкими, и я со скуки умирала последнее время. Я хочу убедиться, что новый учебный год в нашем классе начнется правильно.
— Кому ты это рассказываешь!
— Думаю, я просто волнуюсь. Ты же знаешь… конец года, занятия у Рафаэля… — Ее голос с легкой чарующей хрипотцой зазвучал мягче. — Наша дружба…
Ундина улыбнулась: ей нравилась прямота Морганы, даже когда это отдавало навязчивостью.
— Правда? — сказала Моргана отчасти напористо, отчасти умоляюще. — Мы ведь друзья?
— Свои в доску.
Образ Морганы всплыл перед глазами Ундины хотя это была не совсем она. От Морганы присутствовала только голова — черноволосая кукольная головка на тельце бабочки с темными крыльями и темным брюшком. Бабочка сидела на белом шелке в красный горошек. Странное видение лишь промелькнуло перед глазами, но сердце Ундины замерло в груди. Вытащив карандаш и листок бумаги из бюро, она покачала головой.
— Ну хорошо. «Вечеринка», — написала она, потом зачеркнула. — Нет. «Лучшая вечеринка года».
Моргана хихикнула на другом конце линии, и Ундина добавила:
— «Ундина и Моргана представляют». Итак, что нам понадобится?
— Ммм, — задумчиво протянула Моргана. — Ну, те зелененькие квадратные запеканочки со шпинатом, какие моя мама унесла с собой с вашей последней вечеринки. И сосиски. Нам определенно потребуются сосиски. Сырный соус, трехслойный, чтобы в него макать всякую вкуснятину.
А потом она с неприличным придыханием простонала:
— А главное, детка, нужен ал-ка-хоооооль.
Ундина тяжело вздохнула. Она была достаточно взрослой, чтобы родители позволили ей остаться одной на год, но, тонкокостная, ростом пять футов три дюйма, выглядела Ундина очень юной. И ей это всегда жутко не нравилось, даже несмотря на возможность брать билеты в кино со скидками. Моргана тоже была невысокой, пять футов четыре дюйма, и худощавой, словно балерина, но что-то в ее поведении делало ее на вид старше. Однако не настолько старше, чтобы она могла сойти за человека, которому разрешено покупать в магазине спиртное.
— У тебя есть фальшивые документы? — спросила Ундина.
— Нет. — Тут наступила пауза. — Но знаешь, я уже покупала его раньше, в «О'Брайенс», на Юго-Восточной Семьдесят седьмой авеню. Даже Таня Рабани затаривалась там на прошлой неделе, а ей больше двенадцати никто бы не дал. Кроме, конечно, тех…
Ундина провела карандашом по лежавшему перед ней листку бумаги. Перед глазами мелькнул образ Тани Рабани — детское личико и невинные глазки, хлопающие ресничками, а под всем этим пугающе пышный бюст.
— А, я, кажется, начинаю понимать…
Моргана засмеялась, но как-то не слишком весело.
— Просто когда пойдем, надо будет убедиться, что именно тот мужик сидит за кассой.
— Предположительно лет пятидесяти, — продолжила Ундина. — Кепка как у водителя, а задница — как у водопроводчика.
— Который просто не может сказать «нет» маленькой милашке.
— А ты плохая девочка!
— Ты даже не представляешь насколько. — Моргана засмеялась грудным смехом. — Изобразим что-нибудь в стиле «девочка на девочке», чтоб ему было о чем грезить всю ночь? Это же просто семечки, детка! Пустяки!
Ундина задумалась: чем же Моргана так привлекает ее. Она была такой напористой, а ее желания — такими конкретными, но что творилось в голове у этой девицы?
— Ну ладно. Я заеду за тобой в семь.
— Идет, в семь.
Ундина кинула телефон на кровать, пригладила косички и обратила внимание, как часто колотится сердце. Также она заметила, что нарисовала еще одну бабочку на листке, на котором пока стоял лишь праздничный заголовок. Ничего особенного, просто набросок, но что-то в этом последнем рисунке тревожило ее. Упрямыми толстыми линиями там было начерчено злобное лицо, глядящее с туловища насекомого. Разорвав первый лист, Ундина начала работу по-новому и засиделась до заката. Она рисовала тельца с крыльями, деревья, червяков — все образы из своих снов, какие удавалось припомнить. Рисование всегда помогало ей прийти в норму. Опустошая колодец наваждений, она могла менять курс, по которому двигалось ее сознание. Когда она приходила в себя, на листке оставался созданный ею мир — не настоящий, но очень на него похожий.
Через некоторое время пробило семь. Ундина к тому времени составила список гостей и перечень закусок, которые они с Морганой могли приготовить за пару часов, причем оба листа оказались испещрены изображениями бабочек — но Ундина даже не помнила, как нарисовала их. Вздохнув, она вывела затейливую завитушку поверх одной из них — у которой было лицо темноволосой девушки, виденной во сне. Заостренное, милое лицо с тонкими темными бровями и вздернутым подбородком, с задорным, внимательным взглядом и остренькими зубками, выступающими из-под тонкой, но выпуклой губы.
«Моргана!» — прошептала про себя Ундина и засмеялась, направляясь в душ.
* * *
Моргана д'Амичи придвинулась к зеркалу, изучая свое лицо с той же основательностью, с какой подходила ко всем проблемам. Она рассматривала его, мерила взглядом, отмечая сильные и слабые стороны, а потом принималась совершенствовать. Лицо ей досталось неплохое — невинные глаза небесной синевы под изгибами черных бровей, россыпь веснушек на дерзко вздернутом носике. Вот только щеки слегка полноваты, а губы несколько тонки, но зато волосы просто замечательные: густые, темные — как думала Моргана, благодаря наследственности отца-итальянца, хотя тот сам и был блондином. Моргана любовалась своей шеей, изящными ключицами под сияющей кожей и впадинкой, возле которой они встречались. В общем и целом Моргана была хорошенькой семнадцатилетней девушкой — ей многие об этом говорили.