Установили четкие границы со всеми связанными с ними атрибутами (паспорта, визы, таможня, пошлины и т.п.).
Стало модно ходить голыми, кишеть насекомыми, жрать экскременты и вонять в соответствии с социальным положением.
Ситуация сложилась обнадеживающая, сказал Запод незадолго до того, как его уличили в жульничестве и сожрали. Наша политика разрядки напряженности во взаимоотношениях с Под-Ибанском дала блестящие результаты, сказал Заибан незадолго до того, как его уличили в либерализме и скинули.
Подибанцы испытывали только одно затруднение в общениях с ибанскими руководителями: у последних все рожи были на одно лицо, и подибанцы постоянно их путали и делали все невпопад.
Я, говорит Болтун самому себе, всю жизнь твердил одну мысль: нужна гласность, ее правовое обеспечение и как следствие этого начало нравственного совершенствования общества. У нас в Ибанске реальная жизнь идет в форме закулисных сговоров и расправ. То, что выходит на поверхность, есть лишь обманчивая пена. Потому у нас господствуют люди-вши, люди-крысы. И нам они навязывают свой вшиво-крысиный спектакль. Не будет гласности, общество задохнется, в конце концов, в гигантской крысиной норе. Банально, но ничего другого нет. До чего же все тут банально. Все наши сложности - от ужасающей банальности. Компенсация за отсутствие реальной сложности.
Как в хорошем детективе, гениально задуманный план переворота сорвался из-за пустяков. Участкового споить не удалось, так как он с утра был в стельку пьян. Забегаловку еще с вечера закрыли на учет, так как заведующий проворовался. Телефонную трубку оборвали хулиганы еще в прошлом году. Претенденты на пост нового Заибана оказались все настолько одинаково серыми, что выбрать из них самого глупого не сумели даже на машинах в ЖОПе. Сотрудник поносил ибанские порядки, пил водку и тщетно пытался найти хотя бы одного оппозиционера. Он не привык пить в одиночку.
Рано утром Болтун поехал в Похоронное Бюро и занял очередь. Очередь двигалась поразительно медленно. Хотя в Бюро слонялось по меньшей мере двадцать-тридцать служащих, похоронную документацию выписывал всего один сварливый человечек, ненавидевший все живое. Он придирался к каждому пустяку, заставляя переделывать трижды переделывавшиеся бумажки. Не более одного человека из десяти стоявших получало жетон в крематорий и колумбарий. Какой-то кошмар, сказала Болтуну стоявшая перед ним интеллигентная женщина крайне преклонного возраста. Пятый раз стою. Вот, взгляните. Это - первые бумаги, Исправил. Пошла опять по учреждениям, заполнила и заверила все справки так, как он велел сделать. Принесла. Опять неправильно. Исправил так, как у меня было сделано с самого начала. И так пятый раз. Боже мой! Даже умереть и похорониться без этой унизительной процедуры нельзя. Я ему сказала, что однажды я умру здесь в очереди. И знаете, что он мне ответил? Оштрафуем, говорит! Или на десять суток посадим. А у меня трудовой стаж пятьдесят лет. Где же выход? Выход очень простой, сказал Болтун. Надо высчитать все возможные варианты заполнения документации и сразу принести все варианты. Это примерно десять миллионов вариантов. Пустяки!
Когда приблизилась очередь Болтуна, приехал Директор Бюро. Бюро закрыли. Все сотрудники ушли на совещание. Обсуждался вопрос об обязательствах к празднику и о вызове Похоронного Бюро соседнего района на соревнование. Сварливый человечек предложил увеличить число смертей втрое, а число кремаций - в десять раз. Собрание встретило предложение бурными аплодисментами. Когда Бюро возобновило работу, сварливый человечек стал еще свирепее браковать документы, собранные посетителями с величайшим трудом. Готов держать пари, подумал Болтун, что он живет с семьей в маленькой комнатушке в коммунальной квартире, получает гроши, не может до сих пор (второй год!) устроить ребенка в детский сад, а жена его, придя с работы, торчит в очередях за продуктами, которые подешевле. И все зло за свое жалкое существование он вымещает на беззащитном собрате. И здесь он - царь и бог. Здесь он всесилен.
Болтуну, однако, повезло. Повезло первый раз в жизни. И последний, подумал он. Забраковав документы у двадцати человек, стоявших перед Болтуном, человек решил сделать передышку. Он даже обратился к Болтуну на Вы, что он делал раз в год в крайне исключительном случае. У Вас вроде все в порядке, сказал Человечек. Характеристика, правда, не совсем по форме. Ну да ладно. Мы же не бюрократы. К чему разводить бумажную волокиту. Только как Вам дали рекомендацию в крематорий, если Вы не достигли еще пенсионного возраста? Для этого нужны чрезвычайные обстоятельства. Неизлечимая болезнь? Да, сказал Болтун. Одуряющая скука. А, сказал человечек. Тогда другое дело. Вот Вам жетончик в крематорий. А это - в колумбарий. Всего хорошего. Будьте здоровы. Следующий!
Болтун вышел из Бюро умиротворенным и успокоенным. По закону он имеет право в течение трех дней попрощаться со всеми своими родственниками и друзьями и привести в порядок свои земные дела, т.е. уничтожить или раздать все свои вещи и сдать комнату заведующему домом. Но через три дня в точно указанное время он должен явиться к крематорию и... занять очередь на сожжение. По ибанской классификации очередей эта очередь называется живой. За все время после принятия закона о смерти в Ибанске не было ни одного случая, чтобы человек, проявивший искреннее желание осознать неизбежность своей смерти, не явился в положенное время к своему крематорию. В Ибанске даже смерть есть дело сугубо добровольное.
Кажись, назрело, сказал Заибан и запил сказанное стаканом подибанской сивухи. И крепка же, сволочь! Вот что значит заграница! И все-таки наша Ибанючка ширше, сказал Заперанг-21. Конечно, назрело, сказал Заперанг-11, хотя понятия не имел, о чем идет речь. Этого не знал и сам Заибан. Но именно в этом-то и заключалась мудрость дубалектики. Назрело, заорали народные массы снизу. И начали почин, подхваченный инициативой сверху. Чтобы ускорить наступление того, что назрело (а то, что это назрело, ни у кого не вызывало сомнений), решили по инициативе снизу и по почину сверху, которые потом поменялись местами, а потом опять поменялись местами, образуя монолитное единство, одним словом - решили ввести режим экономии. Продукты стоят чрезмерно дешево, сказала Спиночесальщица. Верно, сказал Заибан. И идя навстречу пожеланиям трудящихся, повысили цены на продукты. Мяса слишком много жрем, сказал Задолизатор. Верно, сказал Заибан. И из магазинов исчезло мясо, которое еще с прошлого года собирались пустить в продажу, но своевременно не успели, так как его не было уже за год до этого. Масла слишком много лопаем, сказал Хлеборуб. Верно, сказал Заибан. И... Вскоре обнаружилось некоторое несоответствие чрезмерно высокого жизненного уровня и несколько отстающих возможностей его удовлетворения. Надо честно признать, сказал Заибан, что опережаем. Надо... Короче говоря, по просьбе интеллигенции решили сократить почасовиков и полставочников низшего ранга. И оппозицию уволили. В газетах напечатали статьи о том, что благодаря этим мудрым мероприятиям жизненный уровень трудящихся резко повысился. Про оппозицию забыли, как забыли зарыть яму под окнами дома, в котором жил Болтун. Не беда, сказал Учитель. У меня теперь будет еще больше свободного времени для творческой работы. Отличительная особенность нашей жизни, сказал Заибан в речи по поводу приближающейся второй ступени псизма, - это неудержимая динамика. Мы идем вперед, намного опережая свой зад.