В отличие от всех остальных жителей Ибанска Мыслитель был светским человеком. За письменный стол он садился только для того, чтобы тщательно обдумать, за чей счет сегодня сожрать шашлык и выпить бутылку коньяка, у кого взять в неоплатный долг крупную сумму и с чьими женами и в какой последовательности провести оставшуюся часть суток. Впрочем, долги он со временем собирался отдать, так как собирался написать книгу и получить за нее крупный гонорар.
Иногда Мыслитель печатал вполне правоверные, но бессмысленные статьи. Появление их становилось праздником для мыслящей части населения Ибанска. Всякий мог своими собственными глазами убедиться в выдающемся мужестве Мыслителя, который первым стал ссылаться на исторические речи нового Заведующего и довел число ссылок на них до рекордной величины. Он даже рискнул сослаться на еще ненаписанную речь Заведующего, чем заслужил незаслуженный упрек в нескромности и подозрение в чрезмерной прогрессивности. Поползли слухи, будто его скоро снимут. Слухи эти в форме грустного предположения высказал сначала сам Мыслитель. А когда они вернулись к нему в виде достоверных вопросов поклонниц, он иронически пожал плечами: сами, мол, понимаете, умному и способному человеку тут не место И уехал по специальному заданию за границу прочитать лекцию и потом обрисовать обстановку.
Член пришел крайне взволнованный. Представьте себе, сказал он, меня обвиняют в том, что я своими сочинениями (они изволили так выразиться) наношу ущерб нашему обществу. Позвольте спросить, а кто устанавливает, нанесен ущерб или нет, в какой форме, в каком количестве? Ваша наивность меня поражает, сказал Болтун. На это есть эксперты. Позвольте, кричал Член, а какими критериями они руководствуются? Где они сформулированы? Кем утверждены? Покажите их мне! Они руководствуются чувством долга, общим пониманием ситуации, правильной и проверенной интуицией, спокойно сказал Болтун. Это все софистика, говорит Член. А писать правду - это тоже наносить ущерб? Смотря, какую и как, говорит Болтун, Вы пишете, что у нас есть система привилегий, процветает взяточничество, карьеризм, бесхозяйственность и все такое прочее. Но ведь всем известно, что это лишь отдельные факты, с которыми мы сами успешно боремся. А в целом у нас ничего подобного вообще нет. Так что Ваши заявления - типичная клевета. А Вы знаете, говорит Член, какой процент нужен для того, чтобы отличить правду от клеветы? Сколько случаев? Сто? Тысяча? Миллион? Кто будет подсчитывать? Я же не обобщаю. Я только факты привожу, понимаете! Факты, факты и только факты. Спор бесполезен, говорит Клеветник. Чтобы спор имел смысл, нужна полная юридическая ясность по этим вопросам, а ее нет. Эта проблема, сказал Шизофреник, в принципе неразрешима как чисто юридическая. Нужны еще специалисты по этим делам, лично заинтересованные в соблюдении установленных юридических норм. Нужна, наконец, гласность, общественное мнение, возможность разоблачать нарушения норм и т.п., т.е. общество должно располагать средствами, заставляющими на деле считаться с юридическими нормами. Наконец, сами юридические нормы должны быть составлены с расчетом на это, иначе все равно ничего не выйдет. Предоставленное самому себе и действию социальных законов право имеет тенденцию к разработке таких систем юридических норм, в которых неопределенность становится принципом. На каждую статью такого рода при этом формулируется статья, ее исключающая, и система оговорок и инструкций, что делает отправление правосудия по таким вопросам делом произвола. Но что-то надо делать, сказал Член. С чего-то надо начинать. Если все будем равнодушно проходить мимо, как вы, молодые люди, так мы ничего не получим. Вы правы, сказал Болтун. Только действие должно превышать некоторый порог до которого оно бессмысленно. Тут я с Вами не могу согласиться, сказал Шизофреник. Бессмысленные в Вашем смысле действия имеют смысл как тренировка, накопление опыта действовали вообще.
Это чудовищно несправедливо, говорит Мазила. Я - художник. Мое законное право побывать в музеях Франции и Италии. Меня неоднократно приглашали туда. Там мои выставки были. Я хочу поехать туда за свой счет. Никаких преступлений я не совершал. Политикой не занимаюсь. И меня не пускают. Претендент был два раза во Франции, ездил отдыхать в Италию. Социолог не вылезает оттуда. Мыслитель обошел все музеи Парижа и Рима. Даже Инструктор уехал в Париж. А меня не пускают. В чем дело? Клеветника единственного пригласили главным докладчиком на конгресс. Поехали сотни людей, Сброд всякий. А его не пустили. Несправедливо лишь то, говорит Болтун, что не соответствует законам данного социального образования. Ты и Клеветник получили свое, - независимость, известность, репутацию выдающихся деятелей культуры. Чего же еще? Хотите к тому же за чужой счет или за свой (безразлично) за границу ездить? Поездка за границу у нас - высшая награда особо надежным и отличившимся. Или служба. Или использование служебного положения и связей. Выпустить вас как раз и было бы несправедливо в наших условиях. Вы стали фигурами вопреки воле начальства и коллег, не по законам нашего общества. Вас наказывать надо за это, а не за границу выпускать. Но это же неразумно даже с государственной точки зрения, сказал Мазила. Государственные интересы - пустая абстракция, говорит Болтун. Есть интересы определенных категории людей, которые они маскируют под государственные. И этим людям, на самом деле, наплевать на государство. Они думают лишь о себе. Ты думаешь, они испытывают гордость и радость за свое государство, слыша там разговоры о тебе и Клеветнике? Ничего подобного. Только злобу и зависть. Они считают при этом себя несправедливо обиженными. И вернувшись, они мстят вам. Но ведь государство от этого все равно несет материальный и моральный ущерб, говорит Мазила. Несет, говорит Болтун. Но оно ничье, и никто из-за этого, кроме людей такого типа, как вы, не переживает. А относительно вас заранее считается, что вы думаете только о себе. О государстве думают только они, его подлинные представители и защитники. Ты выворачиваешь все наизнанку, говорит Мазила. Я возвращаю вещам, вывернутым в нашем представлении наизнанку, их подлинный вид, сказал Болтун.
О том, кто такой Кис, в Ибанске знали очень немногие рафинированные интеллигенты вроде Мыслителя, Претендента и Социолога, а также немногие старые сотрудники Лаборатории, куда он однажды на заре туманной юности явился с полными штанами и обстоятельным покаянным письмом, в котором приводились многочисленные фамилии и факты Впрочем, об этом замечательном событии в безупречной биографии Киса будет сказано подробнее ниже. И все же, несмотря на почти полную безвестность, роль Киса в духовной жизни Ибанска была настолько ничтожна, что умолчать о ней было бы грубым отступлением от исторической правды. Кис имел все, о чем может мечтать в ибанских условия порядочный, умный и образованный человек. Он был вполне независим, т.е. мог ничего не делать, получать за это премии, иногда бывать заграничных командировках и регулярно голосовать в различного рода советах, комитетах и комиссиях. При этом он всегда открыто высказывал свое особое мнение против сомнительных идей начинающих авторов, чем заслуженно заслужил репутацию строгого и неподкупного борца за интересы мировой науки. Он имел хорошую квартиру и приличный оклад. Бывшая жена с бывшим сыном сбежали от него к родителям жены, с презрением отказавшись от законной помощи, и это Киса, человека бережливого от природы, устроило вполне. Тем более в освободившейся комнате он устроил библиотеку, какой могли позавидовать даже Мыслитель и Социолог. Одну его статейку в каком-то сборнике перевели на какой-то западный язык. И хотя на статейку никто не обратил внимания, Кис этим очень гордился. И когда жаловался на тяжкое положение ибанской творческой интеллигенции, обычно говорил, что вот, он, ученый с мировым именем, никак не может получить разрешение на расширение дачного участка.