От социальных и производственных групп надо отличать социальные слои. В один и тот же слой могут попасть люди самой различной профессии, национальности, должности и т.п. - например, определенного типа писатели и артисты, министры, ученые и даже спортсмены. Данный слой образуют люди определенного уровня и стиля жизни, вкуса, культуры и т.д. Между ними устанавливаются личные связи. Внутри слоя частыми становятся браки, преемственность профессий и т.п. Имеет место взаимная выручка (связи, блат, знакомство и т.п.). Слой создает определенное общественное мнение, свою локальную этику, жаргон, моду, сходную реакцию на события. Слои частично совпадают с профессиональными кастами. Имеют тенденцию к замкнутости. Существование слоев еще более деформирует социальный механизм общества. Но тип личности, складывающийся по законам социальности, оказывает существенное (порой - решающее) влияние на внутрислоевые отношения людей.
Социальные группы всех рангов имеют критические минимальные и максимальные размеры (которые, впрочем, довольно подвижны, изменчивы и относительны). Социальные группы имеют тенденцию к увеличению размеров (как следствие принципа самосохранения и упрочивания социального положения) и тенденцию к дифференциации. Если размеры группы достаточно заметно возрастают сверх критических, группа дифференцируется. Первичная группа делится на две подгруппы, которые имеют тенденцию стать первичными группами. Причем, если первичная группа по норме содержит шесть человек, для деления не обязательно нужно двенадцать. Увеличение группы даже до девяти человек может привести к делению и последующему пополнению группы до нормы. Внутри сложных групп так или иначе образуются первичные группы. Причины дифференциации первичных групп - взаимное отталкивание индивидов, столкновение интересов и т.п., явления, об основаниях которых скажу ниже. Официальность удерживает первичные группы от распада даже в случаях, когда группа находится в рамках нормальных размеров. Сокращение размеров группы также ведет либо к ликвидации группы, либо к перестройке ее структуры (в частности - к изменению ранговости).
Первичные группы можно разделить на примитивно первичные и рангово первичные. Различение их связано со следующим обстоятельством. Руководящий орган группы может состоять из одного человека (например, командир отделения в армии, заведующий маленьким сектором в научном институте) или из нескольких людей (например, штаб полка, дирекция института). Причем число людей управляющего органа может достигнуть таких размеров, что управляющая группа становится целостной социальной группой. Она обладает признаками первичной и, вместе с тем, члены такой группы занимают более высокое социальное положение, чем рядовые члены примитивных групп. Они несут на себе часть власти руководителя, суть частичные руководители. Между ранговыми и примитивными группами имеют место переходные формы (например, командир взвода, помощник его и командиры отделений образуют руководящую группу, но это еще не есть полноценная социальная группа, закрепленная официально). Управленческие группы в свою очередь могут быть сложными. Например, таковы штабы крупных воинских соединений, министерства, президиумы академий наук и т.п.
В сложном обществе (вроде современных больших государств) устанавливаются настолько разнообразные отношения между социальными группами и входящими в них индивидами, что описать эти отношения буквально практически немыслимо. И тем более проконтролировать (между прочим, это один из источников люфтов и мутаций). Но это практически и не нужно. Отмечу только одно любопытное явление. Начиная с некоторого момента официальные отношения подчинения теряют практический смысл, и социальные индивиды и группы, находящиеся официально в отношении господства-подчинения, оказываются социально равноправными или, во всяком случае, равнопрестижными, а иногда даже фактическое отношение становится обратным официальному. Было бы, конечно, интересно проследить, по каким принципам формируется реальная система власти в отличие от номинальной, но я сомневаюсь в том, что это кому-нибудь удастся осуществить на деле. Теоретические же суждения об этом выходят за рамки моего трактата.
Социальная группа в качестве социального индивида выполняет волю руководящего органа (руководителя, руководящей группы). Разумеется, это лишь тенденция, и в полной мере - лишь идеал. Но это фактически имеет место, по крайней мере, в отношении некоторых действий. Социальные действия группы суть совокупные результаты действий ее членов. Интересы группы суть интересы некоторых членов группы, и прежде всего - руководящих лиц. Общие и единые интересы группы - миф, обман или пустая абстракция. В крайней случае это бывает в порядке исключения. В качестве общих интересов группы ее руководство навязывает ей нечто внешнее интересам ее членов. Разумеется, при этом как-то считаются с членами группы, но - лишь в минимальной степени. Это один из источников конфликтов и неконтролируемых последствий. Официальное воспитание людей стремится сделать так, чтобы индивиды внешние им интересы воспринимали как свои собственные (по принципам "Это делается для тебя", "Это твое учреждение", "Здесь ты хозяин" и т.п.).
Величины признаков группы как индивида устанавливаются путем измерения соответствующих признаков входящих в них индивидов и переработкой результатов таких измерений некоторым стандартным способом. Например, интеллектуальный уровень (или потенциал) группы выясняется путем измерения интеллектуального потенциала ее членов и последующего вычисления по принятой схеме (в частности, как среднеарифметическое интеллектуальных потенциалов членов группы). Здесь возможны варианты. Но есть и общие принципы, в рамках которых эти варианты должны умещаться. Например, группа не может быть умнее самого умного ее члена и глупее самого глупого ее члена (подобно тому, как скорость перемещения роты не превышает скорости самого быстрого солдата и не меньше скорости самого медленного). В общем величина некоторого признака группы есть стандартная функция величины этого признака ее руководства и остальных членов группы. Наиболее обычное явление - признаки группы эквивалентны соответствующим признакам ее руководства.
Через пару недель после описанной выше истории, читал Инструктор, Интеллигент обнаружил у Литератора несомненный литературный дар и посоветовал написать что-нибудь для большой литературы. Он заметил кстати, что многие великие писатели начинали так же. Мильтон. Дефо. Бомарше. Ибанов. Вскоре Литератор написал рассказ "Стоим на страже". Интеллигент исправил орфографические и синтаксические ошибки, сохранив творческую индивидуальность автора, сказал, что Литератор станет наверняка лауреатом, только вот "Ефрейтор" тут зря, могут прицепиться. Литератор сказал, что он пишет не ради денег и славы, а что касается "Ефрейтора", то это литературный прием, гипербола. На губу Литератор попал как самозванный ефрейтор после того, как на весь гарнизон растрепал, кто скрывается под таким псевдонимом. Хотя рассказ Литератора приобрел хрестоматийную известность, его нельзя не привести здесь полностью. Вот он. В нашей энской части в энском подразделении произошел такой случай. Пошли мы на стрельбище. Курсант товарищ Ибанов по дороге отстал от строя. Командир взвода товарищ лейтенант Ибанов неоднократно приказывал товарищу курсанту Ибанову: "Курсант Ибанов, подтянитесь!". Но курсант Ибанов все отставал. В результате на стрельбище он стрелял только на три, тогда как остальные стреляли на четыре и пять. Товарищ лейтенант Ибанов объявил за это перед строем курсанту Ибанову два наряда вне очереди. Но тут пришел политрук роты товарищ старший лейтенант Ибанов. Он спросил курсанта Ибанова: "А почему Вы, курсант Ибанов, отставал от взвода?". Курсант Ибанов сказал: "А потому, что у меня сапоги на три размера больше положенного". Товарищ старший лейтенант Ибанов спросил тогда: "А зачем Вы выбрал такой большой сапоги?". Курсант Ибанов ответил: "А я умный. Скоро зима. Я наверну на ноги газеты, и ногам холодно не будет". Товарищ старший лейтенант Ибанов сказал: "Молодец, курсант Ибанов!". И объявил курсанту Ибанову благодарность перед строем. Так наши товарищи начальники всесторонне и чутко воспитывают в нас нового всесторонне развитого человека. Ефрейтор. Много лет спустя Сослуживец встретился с известным Писателем Ибановым (Ибанов - это литературный псевдоним; настоящая его фамилия - Ибанов). Вспомнили ИВАШП. Про губу он забыл. Но первый свой рассказ помнил дословно. На прощанье он сказал: "Я немало наработал впечатляющих вешшиц, оставивших след. Но до такого уровня подняться не мог, сознаюсь. Что поделаешь, юность! А в юности мы все талантливее". Сослуживец говорил, что Литератор - сравнительно безобидная тварь. Дальше кражи портянок, самоволок, выпивок и анекдотов он не пошел. Гораздо опаснее стукачи-мыслители. Они доносят не столько о делах и даже не столько о словах, сколько о мыслях и намерениях людей. Например, некто Ибанов говорит, что у них в сохозе ни черта на трудодни не дали. Стукач-мыслитель доносит, что Ибанов отрицает сохозный строй. Некто Ибанов говорит, что Враги дошли уже до Ибанограда. Стукач-мыслитель доносит, что Ибанов не верит в нашу победу. Стукач-мыслитель более образован и лучше замаскирован. На него трудно подумать. Он может спать с тобой под одним одеялом и писать на тебя доносы так, что тебе и в голову не придет на него подумать. Одно тут утешительно: главным объектом внимания стукачей-мыслителей становятся самые благонадежные граждане, кровно заинтересованные в улучшении существующих порядков и сравнительно компетентные в своем деле. Стукач-мыслитель должен не просто сообщить что-то очевидное с точки зрения начальства, а должен докопаться до некоей тщательно скрываемой сути дела. Его донос должен быть в некотором роде сенсацией, ибо стукач-мыслитель тщеславен. Потому и получаются кажущиеся парадоксы. У нас во дворе был пьянчуга, который, как напьется, так на всю улицу орет всякие враждебные лозунги. Его не тронули. А наш сосед с дореволюционным стажем как-то предостерег его, чтобы тот был поосторожнее. Его тут же замели. После реабилитации выяснилось, что донос на него написала переводчица с французского. Интеллигент, терпеливо выслушав взволнованную речь Сослуживца, произнес фразу, смысл которой он до сих пор не понял: "Так ему и надо. В другой раз умнее будет".