— Тарзан, за руль!
Так. Теперь такая картина внутри машины. Тарзан держит руль. Молотинский ноги вытянул — благо, длинные, — газ-тормоз контролирует. Теперь снаружи. На самой малой скорости по прямой едет «копейка», за рулем — собака, рядом — Молотинский. Невозмутимый. Даже головы не повернет в сторону сержанта. Остановились.
Ну, слова, которые сержант говорил, и не надо тут повторять. Тем более что для многих они вовсе и не знакомые. Тарзан их тоже не понял. Сидит себе, не реагирует. Лапы на руле, язык от радости вывалил. Он же водитель.
Ох и свирепый же был тот сержант. Протокол! Протокол!
Ну-ну… Давай, пиши… Пиши… «Водитель автомобиля ВАЗ 21–01 под номером… находясь в нетрезвом состоянии, передал…» Находясь, да? А ты проверял?! Я — язвенник! Я двадцать лет не пью! Ага! Новый листочек взял… «Водитель автомобиля ВАЗ… под номером… передал руль…» Да-да? Кому-кому руль передал? А что, я не имею права руль передать? Ах, у собаки прав нету? Вот тут ты прав. Нету у Тарзана прав. Так ты это в протокол запиши! Ну? «За рулем находился пес по кличке Тарзан». Точно, Тарзан. У него и паспорт есть. А у собаки не оказалось водительских прав! Ты пиши, пиши, сержант… Ай-ай-а-а! Снова бумажку испортил. Что ж ты нервный такой? Давай новый листочек. Так… Про-то-кол… ага… ага… стоп! А водитель не я. Ты разве меня задержал? Ты не меня задержал. Ты собаку задержал. Ты жезлом махнул? Махнул. Машина остановилась? Остановилась. Кто за рулем сидел? Видел? Пиши: «Водитель, восточноевропейская овчарка по кличке Тарзан…» Н-да… Ох и резкий ты парень, сержант. «Водитель автобомиля»! Да не «автобомиля»! От ты! Опять листочек новый! Тихо-тихо, пиши! Что пишешь? «Передав руль собаке, надругался над сержантом…» Ой, нет, парень! Этого точно не было. И не уговаривай…
Нервы у сержанта были никуда. Молодой, а не здоровый. Нет. Ногами топал. Слюной брызгал. Отпустил. Молотинский еще и уезжать не хотел, все требовал протокол показать и хотел, чтоб Тарзан его подписал.
Ну, потом Молотинский еще пару раз проезжал мимо. Но сержант его просто в упор не видел. Не видел — и все. Зрение плохое, наверное.
Только вот Тарзан обиделся. Как с ГИБДД дело иметь, так он, а как по полям гонять лихо — это хозяин. Несправедливо это. Нет.
В Бразилии, как известно, водится много-много диких обезьян. В Австралии — и это тоже известно всем — очень много кенгуру. Но они, оказывается, не такие дикие. Как те, из Бразилии. Потому что позволяют проделывать над собой невероятные вещи.
Вот приехали из Австралии мои дядечка и тетечка и стали нас склонять. К отъезду в страну, где водится много-много не очень диких кенгуру. Вот, говорят, и экология, и уровень жизни, и так далее. Но последним аргументом были они, кенгуру. Представь, рассказывает тетечка, приехал один одессит, решил сделать какую-нибудь экзотическую фотографию и нарядил не очень дикого кенгуру в свой пиджак. Где были документы, деньги и бумаги на прокат автомобиля. А кенгуру испугался вспышки фотокамеры, вздрогнул, дернулся, совершил — ап! — фантастический прыжок и — ап-ап-ап!!! — смылся. В пиджаке.
Да, отмахиваюсь я, этот сюжет и в голливудском фильме был, и по телевидению как-то промелькнул, но в том случае пострадавший был из Москвы. Нет, возражает тетечка, он был одессит, это точно. Поскольку только одесситу придет в голову не просто накинуть на животное пиджак, но и засунуть кенгуриные лапы в рукава, а рукава — в карманы. И пиджак застегнуть. Чтоб навсегда. Ну понятно, тетечка моя — одесситка и свято убеждена, что все необычное и оригинальное может быть только из Одессы.
А финал этой истории — действительно в голливудско-рождественских традициях. Одессит уехал домой с помощью консула. Консул тоже хорошо посмеялся. А через два года какой-то австралийский фермер привез документы и деньги в Одессу по указанному в паспорте адресу. То есть где-то он встретил этого кенгуру и…
Вот тут уже у кого как воображение работает. А кенгуру?! — спрашиваю я. Два года! Два года несчастный мотается в чужом пиджаке. Лапы его накрепко замотаны рукавами. Ни почесаться тебе. Ни любимую обнять. А аварийная обстановка на дорогах! Едут какие-нибудь отдыхающие по саванне, дорогу перебегает стая кенгуру, и один из них… в пиджаке!!! Тут уже поставленные перед отдыхающими цели путаются: то ли пить надо меньше, то ли пить надо больше… Словом, после такой картинки, когда кенгуру лениво и бесстрастно валит через дорогу в дорогом пиджаке, пить все равно надо.
Но нет худа без добра. И становится наш кенгуру в своей стае уважаемым. Главным. А что удивительного? Он же в пиджаке! Мало того, у него удостоверение личности! Вот только честно: есть у вас знакомый кенгуру, у которого удостоверение личности во внутреннем кармане пиджака? Пиджака от Армани. То-то. А фотография… А что фотография? Ну, допустим, лицо у кенгуру поуже. И поинтеллигентнее. Но кто будет сличать? Кто сличать будет?!
К нему сразу прислушиваются. Ему лучшая еда, место для ночлега. В драках самцов он не участвует, проходит вне конкурса. Какое соперничество?! Все лучшие девушки и так его. Два года живет наш кенгуру в качественном пиджаке, делает карьеру, плетет интриги, очаровывает дам, растет в собственных глазах. Ему угождают. О нем сочиняют песни. Ему поклоняются. Его обожают. Его боятся. Еще чуть-чуть — и на гербе Австралии надо делать изменения: там ведь кенгуру дезабилье. И вдруг какой-то фермер!
Хочется надеяться, что австралиец этот самый пиджак просто отобрал. А кенгуру дальше живет и беззастенчиво пользуется своими пиджачными привилегиями. Пока какой-нибудь кенгуренок из маминой сумки не вякнет: «А король-то…» Но тут подождать еще надо. Пока у них глаза откроются. Пока недовольство накопится. Сознание окрепнет. Пока низы захотят. Верхи замогут… Пока младенец из сумки морду высунет. Спросит маму: а почему это?.. Тут может много времени пройти.
Так я еще раз о пиджаке. Вернули деньги, документы… Спрашивается: а пиджак?! Стоп, граждане. А два года? Два года! Пиджак наш кенгуру просто сносил!
Я в гости собираюсь к своим в Австралию. Купила курточку, крутую такую, от Лагерфельда. Не ношу. Специально берегу. Хочу в Австралии с коалой сфотографироваться.
С ними рядом точно можно было чокнуться. Эти наши соседи, они заводчики американских бульдогов. Все, кто к нам приезжает, удивляются, как мы терпим, — ведь собаки в вольерах реагируют на все, что движется, — то ли человек, то ли кошка, то ли листик невесомый, ветром подхваченный. А мы уже ничего, привыкли. По результатам каких-то кинологических исследований, американский бульдог, если быть корректным, самая неинтеллектуальная порода среди всех собачьих пород. Собаки наших соседей — тоже не доценты оказались.
В паспортах у них у всех (я знаю, потому что по просьбе моих соседей набирала эти документы перед выставкой на своем компьютере) указано: «Джулия Птира». Или, например, «Ричард Птира», «Джим Птира»… Имя — собаки, фамилия — хозяйская.
Птира. Чета Птира, ну такая фамилия у них, он — Птира, она, поскольку жена, тоже Птира. Да и в остальном — как они друг друга только нашли, просто удивительно, это двое Птир — два сапога на одну ногу, такие одинаковые. Ох, они странные, знаете ли! Они оба, например, вообще не смеются. Никогда. У них даже этих самых мимических морщин нету, которые там в уголках глаз или вокруг рта — от смеха которые, нету. Не смеются и не удивляются. То есть вот этих вот, когда глаза — о-о-о-о?! неуже-е-ели?! — от удивления и лоб весь в гармошку, этих морщин у них тоже нет. Зато у них есть так называемые складки ответственности и озабоченности — над переносицей между бровями. Они даже внешне ужасно похожи, эти Птиры, — ну прямо близнецы. И это, кстати, потому, что главное в их жизни, у Птир, симметрия. Симметрия и порядок. Да что там порядок! Порядок — это мягко сказано. Орднунг! Вот что у них. Ну, главная в доме, несмотря на симметрию, конечно, Птира-она. Строгая, подозрительная, очень ревнивая и страшно аккуратная. Вошла Птира-она в комнату, свет включила, на ковер ступила, тапки долой, включила телевизор. Вышла из комнаты, даже на секунду, суп помешать, например, — телевизор выключила, сошла с ковра, тапки надела, свет выключила. Вошла — включила, сняла. Вышла — выключила, надела. Экономия и орднунг! Птира-он, как идиот, в кресле в комнате сидит (босой, конечно), сидит с газетой, жена туда-сюда: то темно, то светло. То есть изображение, то нет. То вошла, то вышла. И тапки только — шлеп, шлеп! Нервы титановые у обоих.