— Гу-ля-ем!
— Женька!!! — завопили мы разом. — Женька!!! Он вернулся!!!
Мы выскочили на воздух, к реке, мы любовались маленькими водопадами и порожками. Мы слушали птиц и пели тихонько сами. А вечером разожгли костер и говорили, говорили, говорили…
Женик, уже не возражавший, что его зовут Женька, а не Джеймс, ругал Америку и тосковал по нашей радостной, бесшабашной юности. «А помните? А помните? А помните?» Уставший, захмелевший, вдобавок смешавший спирт с утренними таблетками, Женька увалился спать в одной из машин, махнув нам:
— Гуляйте, ребята!
С первыми звездами мы попрощались с дядьком Васылем и засобирались домой.
По дороге посигналил Юрка-мент, он заворачивал в дачный поселок, к себе на дачу. Потом отстала и вторая машина с Лариской и ее мужем. Когда мы приехали домой, было уже совсем темно.
— Женька, вставай! Приехали, — осторожно позвал Аркадий.
— Женечка! — обернулась я назад, чтобы разбудить Женьку. Обернулась — и ахнула. Женьки на заднем сиденье не было. — Где Женька?! — запаниковала я. — Женька где? Ему же завтра лететь в Киев!
Аркаша задумался: Женька пошел спать в какую машину? Нашу, Юркину или к Лариске?
— Не помню. По-моему, в нашу. Или в Ларискину. Или в Юркину.
Мы ввалились в дом и кинулись к телефону. Лариска сорвала трубку сразу, как будто ждала. И я сначала подумала, что, наверно, Женька у нее. Но Женьки в ее машине не было. Она даже заглянула в багажник. Юркин мобильник отвечал женским голосом по-английски: мол, хозяин не может сейчас подойти. Потом.
Мы, конечно, устали, были голодны и очень хотели спать, но вернулись к машине и поехали в дачный поселок к Юрке-менту. По дороге к нам примкнула Ларискина машина. Что значит друзья! В беде не бросят. Аркаша ворчал, что если мы забыли Женика у дядька Васыля, на берегу Черемоша, то туда ночью даже волки приходят. И дикие кабаны. Аркаша — он молодец, умеет утешить, успокоить.
Долго мы стучали в Юркину калитку, сигналили, перебудили весь дачный поселок. Наконец Юрка нам открыл. По его недоуменной сонной физиономии мы поняли: Женика у него нет.
Ни на что не надеясь, мы все, вооружившись фонариками, двинулись в Юркин гараж за домом. В гараже бродило привидение. Привидение в отчаянии вскидывало руки вверх, стонало и спрашивало гаражную крышу по-английски:
— What’s up? Where am I? (Что происходит? Где я?)
— Женик… — робко и виновато позвала я. — Женик… Поедем домой. Мы тебя забыли…
— Вы меня напоили! Вы меня совратили! Вы меня бросили!!! В аэропорт!!! Домой!!! В аэропорт!!! — рыдало привидение. — За вещами и домой!!!
Нам не удалось уговорить его остаться. Он даже не согласился поесть и взять с собой сладостей на дорожку. Мы стояли в аэропорту, когда Женька помчался на паспортный контроль. И знаете: он даже не оглянулся. А Юрка-мент сказал, что вот, мол, как будто мы и не уходили отсюда с четырех утра. Как будто все еще встречаем нашего Женьку.
— Бедный Женька. Бедный мальчик… — это вздохнула, конечно, Лариска. Она у нас добрая.
— Да, — согласилась я, — бедный мальчик.
— Какой мальчик? — закуривая, поинтересовался Аркадий.
— Какой мальчик? — мрачно спросил Юрка.
А был ли мальчик? Был ли мальчик-то?
Тяжело мне быть взрослой. Потому что частенько результат какого-либо дела напрямую зависит только от меня. Например, футбол. Что вы хихикаете? Какое я имею отношение к футболу? Самое прямое. Самое!
Для футбольных болельщиков нашей семьи, мужа, сына и папы, я — футбольный талисман. Вот как бывают талисманы разных чемпионатов — пингвины, медвежата, хорьки там разные, волки. А для нашей семьи талисман — я. Причем действующий. И многофункциональный. В свободное от футбола время я не сижу на шкафу, растопырив лапы и выпучив глаза, как другие талисманы, прикрытая полиэтиленовым пакетом от пыли. Я, как часто говорит в порыве благодарности мой муж, украшаю жизнь нашей семьи — то есть готовлю, убираю, хожу на работу и зарабатываю деньги, выгуливаю, кормлю и воспитываю собаку, кота, двух попугаев и двоих детей. И только когда по спортивному каналу идет важный футбольный матч, меня громко зовут к телевизору быть талисманом. Могут вызвонить меня из салона красоты, вытащить из ванной, выдернуть из постели, украсть с работы, увезти из кондитерской, где впервые за много лет наконец встретились подруги, живущие в разных городах или даже странах. Словом, когда идет футбол, я обязана сидеть на диване перед телевизором и следить за нашими. И тогда наши выигрывают. Но нельзя отвлекаться, медитировать, думать, мечтать о своем, вязать, вышивать, рисовать, то есть делать все, чем я могу заняться у телевизора, нет, формально присутствовать нельзя, что вы… Надо следить за мячом и, главное, волноваться. Причем искренне.
Иногда я беру с собой кота. Хоть какая-то забава, особенно когда футболисты вялые, а матч неинтересный. Тем более котик мой это любит. Он садится перед телевизором на хвост, водит усами туда-сюда, фыркает, а потом начинает лапами ловить футболистов или мяч. Тогда мои орут:
— Убери кота! Убери кота! Он мешает!!!
— Кому?! — ехидно вопрошаем мы с котом. — Вам или футболистам?!
Эту мою способность быть талисманом, то есть влиять на ход матча, знают все друзья мужа, сына и папы. И когда идет футбол, и когда в первом тайме наши уже проворонили два мяча, и когда уже завалили всю игру, и когда тренер уже достал что-то, чем обычно стреляются тренеры, к нам домой звонят:
— Она дома?
— Да.
— Она смотрит?
— Да.
— Она следит?
— Ой, блин, она же спит!!!
— А ну-ка подтолкните ее, эту сволочь, пусть смотрит внимательно… И пусть волнуется!!!
Беда в том, что я жаворонок, а футбольные матчи транслируют поздно вечером. Я отчаянно хочу спать. А мои орут и скандируют. И меня шпыняют так, что я борюсь с искушением дать каждому чем-то тяжелым по башке. И если от этого крика и тычков я включаюсь в матч и внимательно слежу глазами за мячом, на последней минуте наши как минимум равняют счет и выходят на ничью.
Если я смотрю невнимательно, не переживаю или вообще не присутствую у телевизора и если вдруг, как часто бывает, наши проигрывают, мужская половина нашей семьи и их друзья на меня обижаются и со мной не разговаривают.
Не могу сказать, что я скучаю, нет, бывают и симпатичные матчи. Например, однажды, когда впервые в новом составе играл «Шахтер», я все время спрашивала, почему некоторые футболисты не вымылись, прежде чем на матч ехать. Они что, прямо из шахты? И почему, интересно, главный горняк Донбасса носит игривое румынское имя Мирча? Меня строго попросили не задавать глупые вопросы и обвинили в неполиткорректности. Я со слезами на глазах жалела этих несчастных лиловых афроукраинцев, которые бегали по мокрому полю и пугливо отмахивались от снежинок, огромных, как мухи цеце. А снежинки мягко таяли на их курчавых шевелюрах и вместительных шоколадных носах.