Капа, девушка импульсивная, разгневалась на Лесика и метнула куриную тушку прямо ему в голову, идиоту такому. И если бы он не увернулся, Капины родители уже имели бы в своей благопристойной семье с хорошими традициями судимость за непреднамеренное убийство в состоянии аффекта, где орудием преступления была бы дохлая замороженная курица весьма почтенного возраста.
Что уже мадам Вайсман им говорила – неизвестно, но последний шанс Лесику дали. Хотя надежды было мало. И он повел Капу… Не в театр, нет, не в кино, не в ресторан. В цирк. Правда, в немецкий. Из Берлина. Лесик не знал, не ведал, что там Капина судьба. Судьба в черном фраке, с ловкими тонкими пальцами и хрустящим громким голосом. А кто знал? Судьба сама такие встречи назначает. Иногда ждешь-ждешь, наряжаешься как дура, глазами – «на нос, в угол, на прэдмэт», носишь букетики на груди печально – и что? А ничего. Потом однажды выскочишь в халатике мусор вынести… И тут…
Да. Ну вот. Пришли в цирк. Эквилибристы, гимнасты, то да се… Капа уже было вообще уйти собиралась. И вдруг – иллюзионист Шлосс. Весь в блестках, шикарный, голуби из рукавов, кролики из цилиндра, цветы из карманов. Объявляет – мол, а сейчас, почтенный публика, – смертельный номер: если какой-нибудь дэвушка залазить в этот вольшебний сундук, чтоби я перепилил моей вольшебной пилка напополам, а потом сложить заново, и получится красавица еще больше, чем быль до сундука. Кто? А это был не тот фокус, когда с одной стороны ноги торчат, с другой – голова. Не-е-ет, дорогие мои! Этот старый трюк мы зна-а-аем! Нечего тут нам! Это был фокус, когда надо было целиком в небольшой сундук залезть, спрятаться там, и Шлосс – ну пилить его исступленно! Стружки по всей арене, от усердия Шлосс весь в испарине. Половинки сундука раздвигают, ужас!.. Это очень был эффектный фокус. Но уже все знали – не дураки, что в зале сидит подсадная девушка, миниатюрная такая, дрессированная, наученная, как в сундук залазить, как там свернуться. И никто не ожидал. Капа. Эх! Была не была! Я! Я хочу!
Полезла на арену Капа дикая. За красотой дура буйная полезла. И ей, главное, шикнули: сиди, все по сценарию, – это чтоб дети, которые впервые в цирк пришли, поверили, забоялись, – куда ты, Капа! За юбку одергивают ее. Нет: перемахивает упрямо через барьер и прется прямо на Шлосса, как ледокол «Ленин». Попутно опрокинула спутника своего куриного, полузащитника Лесика, и еще несколько человек. Шпрехшталмейстера легонько в сторону отодвинула. Взглядом…
Шлосс обмер. Голову в цилиндре запрокинул вверх на Капу. Он такой и не видел никогда, наверно. Стал вяленько подпихивать Капу ладошками обратно в зал: мол, во-первых, вы и так не в меру прекрасная, а потом – вы же в сундук не поместитесь никак. Ничо-ничо, герр Шлосс, Капа говорит уверенно, не бойтесь, я ноги подберу, и вообще – мне терять нечего. Шлосс прямо опешил, растерялся. А тут и публика требует: да-вай! да-вай!..
Как уже Капу туда, в ящик, втискивали, подгибали, подворачивали, поджимали и подвертывали со всех сторон… Из кулис гимнасты, дрессировщики стали выглядывать. Набежали ассистенты, помощники, три клоуна, две злючие собачки, обезьяна лапундер в кокошнике, карликов целый косяк: во-первых, помочь, во-вторых, посмотреть, как Шлосс выкручиваться будет. Впихнули наконец и закрыли. Сверху даже сели Шлосс с ассистентом, чтоб крышку сундука захлопнуть. А потом ещё и тряпочкой цветной прикрыли для верности. «Почтенний публика», конечно, замерла. Всё, думают, капут Капе в сундуке. Но, согласитесь, все равно ведь интересно! Затарабанило в оркестре тревожно-лихорадочно. Шлосс дрожащей рукой завозил трусливо своей «вольшебный пилка» по сундуку. Потом раздвинули половинки сундука под тряпочкой, потом сдвинули…
О-о-о-ой!!! Кошмар, что будет!!! В зале уже милиция появилась, понятые уже ручки повытаскивали… Для подписания протокола. Лесик под скамью забился от страха. И не надо ему ни Капы, ни цирка, ни чудес… Ну, все уже поняли: фокус не удался. Но не тут-то! Когда тряпочку откинули, сундук открыли обратно и с трудом извлекли, прямо выковыряли оттуда Капу – и вот же удивление! Мало что Капа вернулась живой и здоровой, так оказалась она еще и сказочно прекрасной! Ну такая пригожая! Яркая, румяная, глаза сияют, волосы роскошные по плечам распустились, веселая. А улыбка! Нежная-нежная, блуждающая, неуловимо загадочная… Ну просто Марья-царевна! Вот.
Шлосс – ах, волшебник, ну хитрец! – по-моему, и сам не ожидал такого результата и бросился Капе руки целовать. Целовал-целовал… Целовал-целовал… Сначала ладони, потом кисти, потом локоточки… Уж до плеча дошел. Все уже прямо устали наблюдать и аплодировать. Габариты же у Капы: целовать – не перецеловать. Капиной площади для поцелуев на год хватит. Так Шлосс увлекся, так был счастлив – чуть было не забыл, что он еще на арене.
А потом Капа вышла за Шлосса замуж. Думаю, из-за сундука. Очень уж красивая она в тот вечер из него вылезла.
Вот. Так и случилось. Так и бывает. Когда веришь в чудеса, девушки. Так и бывает.В нашем приграничном городке издавна в мире и понимании живут румыны и евреи, поляки и украинцы, и русские, и армяне, и татары. Все, кто сюда приезжает, остаются здесь навеки. Потому что здесь место такое райское. Не знаю, живут ли здесь ангелы, но то, что они здесь частенько прогуливаются, отдыхая от своих забот, – это точно! Люди же у нас – просто чудо! Работать – так работать. Отдыхать – так отдыхать. Свадьбы – всю осень. А то и зимой. И весной. Круглый год свадьбы. А детей! Садиков не хватает! В школах тесно! Крови так перемешались, что никто уже точно и сказать не может, кто какой национальности. А о политике как-то никто и не задумывается. Некогда. Тут один кореец приехал к нам. И затеял организовывать общину корейскую – мол, община нацменьшинств, – стал корейские права качать: мол, мы великий народ, корейцы! Сам себя председателем общины назначил, а в общине жена его Ли, специалист по тертой морковке, и два сына – ой, умру сейчас! – Чук и Гек, симпатичные такие. Круглолицые. Как коряки. Кстати, у нас и коряки есть. Тут одна учительница говорит мамаше на родительском собрании: ваша дочь щурится все время, ей надо бы зрение проверить, мамаша. А мамаша как возмутится: какое еще там зрение?! – и с гордостью: «Коряки мы!» Вот так вот можно впросак у нас в городе попасть.
Ну – вышел наш кореец к мэрии. С флагом и плакатом: мол, дайте помещение для офиса общине корейского народа здесь, у вас, на границе с Румынией, Молдавией, Приднестровьем и прочими окнами в Европу. А на него никто и внимания не стал обращать, все заняты. Только Таджимуратов Таджимурат Таджимуратович, уважаемый наш единственный узбек, мудрый человек, пошли ему его Аллах многих дней жизни, подошел к нему и деликатно пристыдил: и как тебе не стыдно, уважаемый кореец? Люди вон работают все, а ты тут бездельничаешь, давай иди яблоки-семеренки собирай, вон они ветки обламывают своей тяжестью. Ну кореец тот и не прижился у нас. Уехал куда-то дальше митинговать. А потом оказалось, что флаг-то у него вовсе и не корейский был. А Бангладеш. Мы все потом месяц озадаченные ходили – где он его взял, интересно.
Прошел у нас тут как-то слух, что продают погранзаставу. У нас ведь все продают: заводы, корабли, танки… Реверансы делают в сторону демократии, воздушные поцелуйчики посылают, а сами тихонько продают, продают, продают… Вот кто-то и сказал вечером в ресторанчике «Извораш» («Ручеек» по-русски) за пивом: а слышали – заставу продают? Народ у нас хозяйственный, предприимчивый, денежный – побежал интересоваться, а за сколько? С пограничниками или без? И продают ли с заставой кусочек границы? Коридорчик. Маленький такой, сантиметров двадцать, чтоб хватило сгонять в Румынию и назад. На цыпочках – топ-топ-топ легонько, туда и назад. Кусочек в виде бонуса к заставе, нет?