И потом ЛП, почувствовав напряжение в классе – уже никто почти не смеялся, – позвала к столу Занкина. А тот швырнул ей ботинки в лицо и ушел из класса. Я об этом писала как-то в рассказе «…щинят и каникулов».
ЛП сказала ему вслед: «Я этого так не оставлю». И не оставила. И Занкина потом страшно избил дома отчим…
Надя Д. меня ненавидела. Но моя подруга Мирочка, она была государственного ума девочка, сказала: «Прости ее».
Тут долгая история… Он, когда приехал в наш город и поступил на работу завучем в нашу школу, сразу напросился к нам в гости. Очень забавный – маленького роста, но с очень большими ступнями и дикторским голосом. И за столом он стал хвастаться перед родителями ручкой «Паркер», которую ему якобы подарил в личной дружеской беседе знакомый летчик-космонавт. Раньше иметь знакомого летчика-космонавта – это все равно что сейчас в друзьях, ну не знаю кого, может, Пугачеву, вот.
И, видимо, не произвел ожидаемого впечатления. И заискивания не почувствовал, обычного угодливого прогиба молодого учителя перед завучем.
И затаил. Стал регулярно посещать мамины уроки – вломится уже после звонка, маленький, в гигантских башмаках, морда в кучку, насупленный, сядет на заднюю парту, пишет-пишет и головой качает, мол, ооо, нееет…
А маме хоть бы хны: дети язык любят, учат, родители довольны.
Папа к маме забегает иногда в учительскую повидаться, такой красавец папа мой был, работал напротив, в спортивной школе.
И я. Первоклассница.
Мама в большой перерыв повела меня в столовую перекусить, сама пошла брать чай с булочками, а меня послала руки мыть. А умывальники в школе были почему-то расположены в другом крыле, а не в столовой. Ну там все было странно в этой школе. Словом, я побежала – маленькая, легкая, в сменных сандаликах. И вдруг – он, завуч. Маленького росточка, но широкий, квадратный, растянутый по диагонали, как баян.
– Ты почему бегаешь по коридору?! А?! – Он схватил меня за ухо и стал тянуть вверх. Я поднялась на цыпочки, чтобы не так было больно. А вокруг стали собираться школьники, те, что учились в том крыле, где умывальники, – седьмые-восьмые классы. Завуча и меня, висящую на ухе, окружили плотным кольцом. Помню, мальчик какой-то подошел и сказал, ну отпустите ее, она хорошая девочка, у нее мама учительница.
– Скажи своей мамке-учительнице, – задышал вонючим мне в лицо маленький завуч в больших башмаках, – что она неправильно тебя воспитывает! И запомни раз и навсегда – нельзяааа бееееегать по коридоооору. Коридоооор – не меееесто для пробеееежек. Запомнила?!
Чтоб я лучше запомнила, он резко потянул меня за ухо еще выше.
Я молчала. На уровне глаз блестела ручка в нагрудном кармане его пиджака. «Паркер», якобы подаренный летчиком-космонавтом.
– Запомнила, я тя спрашиваю?! – Опять рывок наверх за ухо.
– Да, – ответила я.
– Не слышу!!! – еще громче крикнул завуч.
Я, чуть ли не теряя сознание от стыда и боли, закрыла глаза.
И он меня отпустил. Я медленно пошла и вслед еще услышала:
– Мамке скажи, чтоб воспитывала тебя!
В столовой мама оживленно разговаривала с Ниночкой, пионервожатой, и сказала: «Ну что ты так долго, чай уже остыл. Что с тобой, почему ты такая красная, опять выбегала с подружками на улицу? Я же просила. Ну что ты надулась, – заглядывала мама мне в лицо. – Ты же можешь простудиться. Переодень обувь, надень пальто и иди гуляй…»
Я быстро выпила чай, от булочки отказалась и поплелась в класс.
Маме я опять ничего не сказала. Опять интуитивно понимая, что этого делать никак нельзя.
И мама еще долгое время раздражала маленького широкого завуча в больших башмаках своей холодной вежливостью. А я старалась не попадаться ему на глаза.
А потом его почему-то уволили, не знаю за что.
* * *
Я не злопамятная, нет. Но эти три человека укрепили силу моего духа, сделали такие прививки, которые помогли мне перенести и другие жизненные трудности.
Спасибо им за это.
Хорошо… Море как молоко… Солнце тяжелое, уставшее, темное, косматое. Сейчас утонет уже… Никого. Пусто. На пляж пришли только ЭТОТ, бледный, растерянный, с одеялком, и ОНИ – двое, парень и девушка, красивые, загорелые, легкие…
Нет-нет, ОНИ с ЭТИМ незнакомы… Нет…
ОНИ расстелили свое покрывало, медленно разделись… Сели… Рядом. Обхватили колени руками… Смотрят вдаль мечтательно. Оба такие похожие, с прозрачными глазами…
ЭТОТ, несмотря на то что пляж был пуст, разложил свое одеялко совсем рядом с НИМИ, свое детское, с домиками, котятами, ярко-зеленое такое одеялко… Сандалиями своими аккуратно прижал уголки, вещи свои под голову, лег на бочок лицом к НИМ, поджал колени, затих… Любуется…
ОНИ посидели молча, переглянулись… неловко как-то… Пляж пустой, чего ЭТОТ тут… Пляж ведь пустой, валяйся где хочешь, а ЭТОТ свое это одеялко впритык к нашему покрывалу… Ну ладно, может, это его любимое место… Встали неторопливо так, длинноногие, стройные, собрали вещи, перешли подальше, раскинули свое покрывало, легли… ОН коснулся губами ЕЕ плеча…
Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп… ЭТОТ подошел, с детским одеялком, постелил опять аккуратно, впритык к ИХ покрывалу, сандалиями прижал уголки, вещи под голову. Лег, уставился приветливо…
Нет, ну совсем уже! ОНИ переглянулись, встали, просто потянули свое покрывало: подальше, подальше от ЭТОГО! С ума сошел, что ли?.. Вместе с вещами потянули-потянули, сели, перекинулись словами, пожали плечами. ОН потрогал пальцами ЕЕ лицо…
ЭТОТ повозился, встал, подтянул к НИМ свое одеялко, вернулся к старому месту, забрал вещи, сандалии… Сандалии на уголки, вещи под голову, лег на бочок, не смотрит на НИХ, сопит обиженно в сторону…
– Вы чего? – ОН недоуменно. ОНА смущенно песчинки смахивает с руки…
– Ничего… А что?
– Как «что»?! Что это такое?!
– Море… Вечер… Пляж… Отдыхаю… Как дела? – ЭТОТ, с одеялка.
– А почему рядом с нами?
– А где?
– Пляж большой… Лежите себе где хотите…
– Я тут хочу… Лежать…
– А! Ну лежите тут.
ОНИ встали решительно, песком ЭТОГО засыпали в гневе, ушли в сторону, сели, смотрят настороженно…
ЭТОТ встал, отряхнул песок, злой такой, подошел, постелил, сандалии – на уголки, вещи под голову, лег на бочок к ним спиной – обиделся совсем.
– Ты что, сумасшедший?
– Почему? – ЭТОТ с готовностью развернулся к НИМ.