Секундой позже Мэри Эллис Руте грохотом распахнула дверь из подвала и ворвалась в кухню.
— Что вы сказали курьерской службе? — обратилась она к миссис Макги.
Голос ее звучал хрипло и низко.
Мы с миссис Макги непонимающе уставились на нее. Не в ее обычаях было появляться наверху, да еще в столь ранний час. Сальные черные волосы топорщились от статического электричества, глаза метали молнии, однако она не встречалась взглядом ни с кем из нас. На подбородке у нее из выпуклой бородавки росли три длинные черные волосины, которые подрагивали, когда она говорила. Иногда я представляла себе, как выдергиваю их, но при мысли о прикосновении к ней меня мутило. Она носила громадное черное, засаленного вида платье, пахнущее металлом и едва не лопавшееся по швам, и металась по кухне, как жук — глухой ко всему, кроме собственных насекомых дел, притормаживая, только чтобы треснуть жирным кулаком по столу.
— Ну, вы собираетесь мне отвечать?! Уже почти десять, а еще никого нет.
Серебристый курьерский фургон останавливался возле нашего дома два-три раза в неделю, привозя материалы для отцовских исследований и забирая плоские белые коробки с наклейкой «Серадрон». На дверцах и стенках фургона значилось название и логотип компании «Зеленый крест».
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказала миссис Макги, ее левая бровь и правая рука дергались.
Мэри Эллис Рут издала утробный звук, похожий на рычание, и с грохотом захлопнула за собой дверь в подвал, оставив шлейф металлической вони.
— Я никогда не разговариваю с человеком из «Зеленого креста», — проговорила домработница.
Вся доставка производилась с черного хода, который вел в подвал. Судя по лицу миссис Макги, ее настроение в один миг было испорчено на весь день.
Я встала из-за стола, сняла с полки мамину кулинарную книгу и пролистала ее.
— Смотрите, — сказала я, чтоб отвлечь ее. — Она поставила здесь четыре звездочки.
Это был рецепт сырного хлеба с медом. Миссис Макги заглянула мне через плечо в рецепт, на лице ее читалось сомнение. Я чуть откинулась назад, чтобы почувствовать тепло ее тела, не прикасаясь к ней. Мне казалось, что это самое близкое ощущение матери, какое мне суждено.
Полагаю, домашнее обучение имело свои преимущества. Мне не нужно было беспокоиться о том, что надеть в школу или как завести друзей. Время от времени мне приходилось сдавать предписанные департаментом образования экзамены, и каждый раз я на все вопросы отвечала правильно. Отец напичкал мою голову знаниями по истории, математике и литературе, я могла читать по-латыни, немного по-гречески, а также по-французски и по-испански, мой словарный запас на родном языке был настолько обширен, что периодически мне приходилось объяснять миссис Макги значение употребленных мною слов. Иногда Деннис преподавал мне естественные науки. Одно время он учился на врача, но потом переключился на биологию, которую преподавал на полставки в колледже неподалеку. Благодаря полученным навыкам Деннис служил нам семейным доктором и зубным техником. Только если я серьезно заболевала, а это случалось два или три раза, вызывали доктора Уилсона. Но прививки и ежегодные обследования нам с отцом делал Деннис. К счастью, у меня были хорошие зубы.
Пользуясь бассейном колледжа, Деннис учил меня плавать и вообще был моим другом. Он единственный в нашем доме любил смеяться и смешить меня. (Миссис Макги была слишком нервной, чтобы позволить себе больше, чем улыбку, да и улыбка тоже получалась нервная.) У Денниса были темно-рыжие волнистые волосы, и стричься ему приходилось раз в месяц — в промежутках они отрастали почти до плеч. Его конопатый нос напоминал ястребиный клюв. Как и отец, Деннис был высокий, метр восемьдесят семь, но коренастее. Он был довольно вспыльчив и без колебаний отчитывал Рут, когда та становилась особенно груба или резка, и это делало его героем в моих глазах.
Мне было двенадцать, когда однажды зимой, под вечер, Деннис поведал мне о «фактах жизни». Он краснел, когда я задавала ему вопросы, но ответил на все. Когда я не смогла придумать больше ни одного вопроса, он погладил меня по голове и спустился вниз, а я отправилась в ванную и стала рассматривать себя в зеркало. Темные волосы, как у отца, голубые глаза, бледная кожа. Нечто упрямое в лице.
Позже в тот же вечер я сидела и наблюдала, как тают сосульки, висевшие под козырьком за окнами гостиной. Месяц за месяцем дни были только одного цвета — серого. Я слушала, как приходит весна. Кап-кап-кап.
Снаружи на подъездной дорожке стоял отец. Казалось, он разговаривает сам с собой. Время от времени я видела его там, погруженного в свои мысли, не обращающего внимания на погоду.
Миссис Макги как-то раз спросила, не одиноко ли мне, и я не нашлась с ответом. Из книг я знала, что у людей бывают друзья, у детей — товарищи по играм. А у меня были отец с Деннисом и миссис Макги (Мэри Эллис Рут, увы, тоже), и любые книжки, какие душа пожелает. Поэтому, несколько секунд подумав, я ответила, что нет, мне не одиноко.
Миссис Макги это явно не убедило. Я слышала, как она говорила с Деннисом о моей «потребности выйти за пределы дома». Она продолжала: «Я знаю, как он любит ее, но чрезмерная опека никому не идет на пользу».
И вот в один дождливый день после полудня миссис Макги посадила меня в свою машину. Идея заключалась в том, чтобы я пообедала у нее дома, познакомилась с ее семьей, а потом, задолго до положенных десяти часов, меня отвезли бы домой.
Шел настоящий ливень, ветровое стекло моментально заливало водой, дворники не успевали ее убирать. Помню, как руки миссис Макги стискивали руль. И помню тишину, когда машина нырнула в туннель. Меня восхитило, как внезапно вещи могут переходить из одного состояния в другое и обратно.
Испытывала ли я возбуждение? Скорее страх. Я очень редко покидала дом, только для того, чтобы меня сопроводили на очередные экзамены в местной средней школе. Сегодня я не знала, чего ожидать. Отец говорил, что у меня слабая иммунная система, как и у него самого, что нам лучше держаться подальше от больших скоплений людей. Тогда я была маленьким, хрупким на вид ребенком, но теперь мне исполнилось двенадцать, я казалась себе взрослее и крепче, и мое любопытство по отношению к миру тоже выросло.
Нельзя сказать, что я была «не от мира сего». Я много читала, была осведомлена о «фактах жизни». Но никто не подготовил меня к дому миссис Макги.
Она жила на южной стороне Саратога-Спрингс. Когда-то дом был выкрашен белой краской, но зимняя непогода за годы съела краску, и дом выглядел несколько обшарпанным.
Внутри от калейдоскопа звуков, цветов и запахов у меня закружилась голова. В этом доме пахло людьми. Горы туфель и ботинок всех размеров валялись у двери, окруженные лужами растаявшего снега. Влажные пальто и детские комбинезоны висели на крючках, запахи пота и мокрой шерстяной одежды мешались с ароматами горячего шоколада и тостов и еще с чем-то, чего я не смогла определить (это оказалось мокрой псиной).