Можно было бы предположить, что я не сознаю присутствия знакомых вещей. Но они часть моего периферического внимания. В доказательство я могу переключиться и погладить кошку или утереть пот со лба. Эти вещи находятся в поле моего сознания, даже если я не обращаю на них внимания.
Почему я не заметила у мамы на кофейном столике экземпляров «Журнала По»? Их вид был привычен. Отец держал такую же стопку на столе возле кресла в гостиной. Полагаю, если бы меня, пока я росла, спросили, что выписывает средняя американская семья — «Журнал По» или телепрограмму, — я бы решила, что большинство людей предпочитают По.
Побывав в широком мире, я изменила мнение.
Я набрала номер редакции «Журнала По».
— У меня папа заболел, — сказала я снявшему трубку. Этот голос определенно принадлежал особи мужского пола. — Он говорит, что не получал журнал. Я сказала ему, что позвоню вам.
— Посмотрим, смогу ли я вам помочь, — забота в голосе этого человека казалась искренней.
Я назвала ему имя и адрес отца в Саратога-Спрингс.
Он отошел, потом снова взял трубку.
— Мисс Монтеро? — уточнил он.
— Ариэлла Монтеро.
— Да. Так, похоже, подписка вашего отца была переадресована. Вот незадача! Кто-то позвонил в феврале и попросил переадресовать подписку.
— А-а. — Я лихорадочно думала. — Моему дяде?
— То есть мистеру Пиму?
— А какой был адрес?
— Миднайт-пасс-роуд, шесть-семь-ноль-пять, — ответил он, — правильно?
— Конечно. Наверное, он просто забыл, что внес изменения. Извините за беспокойство.
— Я искренне надеюсь, что здоровье вашего отца поправится, — сказал мужчина. — Пожалуйста, известите нас, если он снова захочет получать журнал.
Я поблагодарила его и распрощалась. Я так и не выяснила имени этого сотрудника «Журнала По», но он заново вселил в меня уверенность, что хорошие манеры не окончательно устарели. Мне жаль, что пришлось солгать ему.
Ирония системы моего образования отчасти проявилась в тот день, когда отец рассказывал мне о Джоне Дьюи [32] и прагматиках. Дьюи, говорил отец, полагал, что ученость проистекает из действия и поиска. Знание же вырастает из опыта и событий. Только много лет спустя я осознала, что все мое раннее обучение было пассивным, благодаря упорядоченной, предсказуемой, скучной жизни. С тех пор как я покинула Саратога-Спрингс, мое обучение пошло куда активнее.
Маминому компьютеру понадобилась приблизительно минута, чтобы обнаружить Миднайт-пасс-роуд в Сиеста-Ки, районе города Сарасота в штате Флорида, и еще минута, чтобы сообщить мне, что никакой Пим в телефонном справочнике по этой улице не значится. Но номер могли и не вносить в список, подумалось мне, или внесли на чье-нибудь чужое имя.
Сарасота! Отец и впрямь был рабом привычки… если этот Пим и вправду мой папа. Так или иначе, я собиралась встретиться с ним и выяснить этот вопрос.
Надо было только сообразить, как лучше туда добраться и говорить или не говорить мае, что я уезжаю.
Я научилась ценить карты. Сарасота находилась недалеко, всего в сотне миль к югу от Хомосассы. Я могла бы добраться туда за пару-тройку часов.
Почему тогда я валялась на полу в гостиной, поедая арахис на пару с любимой обезьяной? Я винила во всем жару и собственную инертность. Выйти наружу было все равно, что муравью перейти вброд миску с супом. В воздухе пахло перезрелыми фруктами, которые вот-вот начнут гнить. Слишком жарко для каких бы то ни было действий, говорила я себе.
Но я знала, что истинная причина моих колебаний — вопрос, заданный мамой: «Что, если ты найдешь его, Ариэлла?»
И я помнила его слова, сказанные всего несколько месяцев назад: «Жизнь состоит из того, что люди уходят».
В тот вечер, моя вместе с мае посуду, я сказала:
— По-моему, я знаю, где папа.
Мае позволила тарелке выскользнуть у нее из рук в мыльную воду, затем поймала ее и принялась намывать.
— Думаю, он в Сарасоте. — Я сполоснула последний стакан и поставила его на сушилку.
— Ему всегда там нравилось. — Мамин голос звучал тускло, бесстрастно. Я не могла разобрать ее мысли, только жужжание замешательства.
— Разумеется, я пока не уверена, что имя, которое я проследила, принадлежит ему. — Я взяла протянутую мне тарелку и сполоснула ее.
Она мыла следующую тарелку.
— Почему не позвонишь ему? — спросила она.
Я поведала ей о безуспешных поисках какого-либо телефонного номера, принадлежащего мистеру Пиму.
— Пим. — Она вынула затычку, и мы смотрел и, как вода спиралью уходит в сток. — Так что ты предполагаешь делать теперь, Ариэлла?
Я-то надеялась, что это она подскажет мне дальнейший путь.
— Думаю, я могла бы отправиться в Сарасоту. — Я повесила льняное посудное полотенце на место. — Я должна знать, жив ли он, мае.
— В таком случае, думаю, мне лучше поехать с тобой.
Сарасота представляет собой странную смесь богатства и бедности, природной красоты и дешевого китча — этот город трудно охватить мыслью, потому что впечатление о нем меняется с каждой милей. На окраинах мы ехали мимо торговых центров и указателей охраняемых кварталов, характерных почти для любого флоридского городка. Но внутреннюю часть города составляли более старые и невысокие дома, пришедшие, казалось, из другой эпохи.
Остановившись на светофоре в центре, я увидела двух женщин, вероятно, мать и дочь, в ярких пестрых сарафанах и темных очках. Они читали меню, вывешенное в ресторанном окне. Я позавидовала их беззаботности — хорошо, когда не надо решать вопросы более сложные, чем где пообедать и куда пойти за покупками.
— Не обзавестись ли нам новой одеждой, — сказала мае.
Она резко свернула и направила пикап на парковку.
— Ну же, Ариэлла! Ты же не хочешь появиться перед отцом замарашкой.
— Значит, ты тоже думаешь, что он здесь.
— Кто знает? — отозвалась она. — В любом случае, хорошо снова побывать в Сарасоте.
Мама оказалась гениальным покупателем: она в секунду обозревала наличный товар и принимала решение, не давая себе труда примерить обновку. Я была медлительна. Кроме прочесывания комиссионок в компании Джейн, я вообще не ходила в магазин с тех пор, как мы с Кэтлин фланировали по торговому центу в Саратога-Спринге.