— А этот Свен… Как вы думаете, он приезжал?
— Может, и приезжал. Если Маноло успел отправить письмо. Если не передумал. Мы ведь имеем дело только с черновиком. Вдруг этому черновику год? Или два?
— Кто станет целый год носить в кармане какую-то бумажку?
— Знаешь, как это бывает, Ти? Сунул что-то в карман — и напрочь забыл. Со мной такое случается. А с тобой?
— Никогда, — твердо заявляю я. — Я слежу за своими вещами и даже перестирываю их время от времени. Стирка — отличный повод, чтобы порыться в карманах и извлечь все ненужное.
— Хочешь сказать, что я — засранка и не стираю своих вещей?!
— Конечно, не стираете. Их стирает машинка при моем деятельном участии.
— Уже нет, Ти, уже нет! — нараспев произносит ВПЗР. — Ты ведь уволена. И мы теперь пытаемся быть просто добрыми знакомыми, не забывай.
— Добрыми знакомыми, как Маноло и Свен?
— Штрафной балл за неудачное сравнение!.. Но можно порасспрашивать еще одного доброго знакомого — идиота Кико. Если он когда-нибудь снизойдет до беседы.
— О Свене и Маноло?
— О китах. Кстати, на днях я обнаружила одну любопытную вещицу. Ты должка взглянуть на это…
Жестом фокусника ВПЗР достает из кармана свою шикарную лупу, подаренную Катушкиным, и… мой медальон! Тот самый, что я нашла в океанариуме! Ну да, так и есть: золотой миндальный орешек с драгоценными камнями, рубином и четырьмя маленькими бриллиантами.
— Прелесть, не правда ли, Ти?
— Правда, — выдавливаю я из себя. — И где же вы обнаружили… эту прелесть?
Я прекрасно знаю, где можно было на нее наткнуться: во внутреннем отделении сумки от ноутбука. Она не только совала нос в мои файлы, но и сумкой не погнушалась, вот сволочь! И теперь еще имеет наглость предъявлять медальон мне!..
Пока ВПЗР раздумывает, как бы поэлегантнее соврать насчет места стыковки с медальоном, я перехватываю инициативу:
— Вообще-то, это моя вещь.
— Разве? Что-то я раньше у тебя ее не видела.
— Просто я ее не носила.
— Отчего так? Медальончик оригинальный… Можно сказать — почти старинный.
— Он и есть старинный. Подарок бабушки.
До сих пор я испытывала к медальону чувство, похожее на нежность, но теперь меня охватывает самая настоящая страсть. Я не могу, просто не могу позволить ВПЗР завладеть тем, что никогда ей не принадлежало! Много лет я наблюдала, как она занимается полууголовной экспроприацией всего на свете, и даже попустительствовала этому. Но теперь — хватит!
— Спасибо, что нашли. А то я уже начала его оплакивать. Я ведь его потому и не носила, что боялась потерять…
— Хлипкая цепочка, да? — ВПЗР сочувственно кивает головой. — Звенья постоянно рвутся…
— Именно, — подтверждаю я.
— Кстати, как звали твою бабушку, Ти?
Странно. Она спрашивает о моих родственниках впервые за пять лет знакомства, до этого ее не интересовало, есть ли у меня родители, есть ли братья и сестры, откуда я приехала, какое образование получила… Нет, вру. Образование ее как раз интересовало. К счастью для ВПЗР, оно оказалось юридическим, и специализация подходила как нельзя лучше — «авторское право». Когда мы познакомились, я заканчивала институт и подрабатывала в кафе. И ей понравился мой кофе, потому она (страшная кофеманка) меня и выбрала, а «авторское право» оказалось бонусом, приятным дополнением. Было и еще несколько причин: умение составлять деловые письма, вполне сносная орфография и «я люблю молодые, красивые лица, они меня вдохновляют». Впоследствии я узнала, что это не просто абстрактная любовь, а самый настоящий расчет. ВПЗР как-то сказала мне в минуту водочного откровения: «Если для торжества нашего дела потребуется с кем-то переспать — благословляю тебя, Ти». Под «торжеством нашего дела» понимаются, естественно, интересы самой ВПЗР, прежде всего — повышение гонораров. Несмотря на всю свою романную изощренность, ВПЗР все же иногда бывает очень наивной. Но меньшей сукой от этого не становится.
— …Бабушку звали Александра, а что?
— А мамахен?
— Маму и сейчас зовут Маргарита Владимировна.
— Маргарита и Мария — это ведь не одно и то же. Поправь меня, если я не права.
— Не одно…
ВПЗР с торжеством в голосе произносит что-то похожее на «О-оп!» и молниеносно вдавливает центральный рубин внутрь крышки (и почему только я не догадалась проделать то же самое?). Миндальный орех, казавшийся литым, распадается на две половинки, в каждую из которых втиснута маленькая фотография. Мужчины — на правой створке и женщины — на левой. ВПЗР сует мне в руки лупу, приглашая к более детальному осмотру. Мужчину я узнаю сразу — это не кто иной, как вчерашний труп из океанариума. Но простак на фото еще жив и старательно пучит глаза; белая надпись, перекрывающая подбородок, гласит: MANOLO. Под фотографией женщины выведено MARIA.
MARIA намного интереснее подручного Анхеля-Эусебио. Намного, намного интереснее.
Она попросту красива.
Это ясно даже по крошечному снимку. Фотографии в медальоне — вещь довольно интимная, намекающая на то, что Мужчину и Женщину связывают близкие отношения романтического характера. Романтического и немного сентиментального. Не хватает только засушенного цветка примулы: «Я не могу жить без тебя!» — но никакой цветок в медальон не влезет.
У MARIA светлые волосы, четкие брови, ясно-очерченный овал лица, выразительные губы и маленький носик. Она производит впечатление дерзкой молодой девушки, прекрасно знающей себе цену. И еще… Она бы никогда не приняла цветок примулы от такого жалкого типа, как Маноло. Еще бы и посмеялась над ним, возможно даже — отпустила бы обидную шуточку в его адрес, возможно даже — не одну.
Представить их вместе я не могу.
Разве что в океанариуме, где Маноло по-прежнему будет сидеть, прижавшись спиной к задней стенке аквариума, а MARIA, проходя мимо, лишь мельком взглянет на табличку с надписью: не то, совсем не то! Ей до смерти хочется посмотреть на диковинное морское млекопитающее дюгонь, а вместо дюгоня подсовывают какую-то примитивную рыбешку с дешевыми ракушечными бусами на жабрах.
В медальоне между фотографиями лежит свернутый в колечко локон: уж не им ли MARIA заслоняется от Маноло?..
— По-прежнему будешь утверждать, что это твоя вещь? — спрашивает у меня ВПЗР.
Я молчу.
— То-то. — Она отбирает у меня лупу и медальон.
— Рыться в чужих сумках нехорошо, — замечаю я.
— Присваивать чужое и выдавать за свое — тоже. Ладно, проехали. Где ты нашла его?
— В океанариуме. Внутри, у самого входа.
— Скажи… Ты думаешь то же, что и я?
— В каком смысле?
— Парочка на фотографиях. Они… как бы это помягче выразиться… Не совсем подходят друг другу. Во всем этом есть какая-то неправда. Как будто кто-то хочет выдать желаемое за действительное.