Book.

— Кто они? — спрашиваю я у Кико.

Губы Кико беззвучно шевелятся, но это не обязательно ответ. А если и ответ — я не в состоянии его услышать.

Человек из письма Маноло, которое нарыла ВПЗР… Человек со шведским именем Свен (предположительно ихтиолог) наверняка дал бы комментарий поразвернутей.

— Ты просто их придумал? — не отстаю я от Кико.

Быстрое и бессмысленное покачивание головой тоже можно считать ответом. И снова я не слышу его. Не понимаю. Как не понимаю, почему Кико стал прикладывать руку к уху, зажимать его с таким остервенением, что пальцы начинают трястись.

— Тебя что-то беспокоит? Ухо болит?..

Кико с силой захлопывает шкатулку (внутренности ее при этом недовольно звякают и мотивчик разом обрывается) — и поворачивается ко мне.

Наконец-то!..

Наконец я вижу его лицо полностью: правую и левую стороны, счастливо соединившиеся. Все опасения напрасны, и ничего страшного или необычного в открывшейся мне картине нет. Кроме шнурков, пронзающих кожу, и глаз, которые по-прежнему кажутся нарисованными, но с этими прелестями фактуры островного сумасшедшего я уже знакома.

Единственное, что не нравится мне: Кико по-прежнему держится за ухо и выглядит несчастным, как будто испытывает боль.

— Дай-ка посмотреть…

Не дожидаясь согласия парня, я пытаюсь отлепить руку от злосчастного уха — не тут-то было. Она кажется приросшей к нему, хотя видимого сопротивления Кико не оказывает.

— Расслабься, — командую я. — Закрой глаза, подумай о чем-нибудь приятном… Подумай о чем хочешь. И просто опусти ее. Просто опусти…

Нарисованные глаза Кико послушно прячутся под веками, что свидетельствует: он понимает, о чем я говорю. Он понимает меня лучше, чем я его. Но толку в этом немного: рука от уха не отстает. А между пальцами неожиданно начинает сочиться кровь.

Тоненькая струйка между средним и указательным. Зрелище неприятное и гораздо более пугающее, чем кровь из носа. Носовое кровотечение имеет массу объяснений, вполне будничных и тривиальных; чтобы унять его, достаточно запрокинуть голову, сунуть в ноздрю ватный тампон или промокнуть нос салфеткой. А кровь из уха… Для нее нужны веские причины! Единственное, что приходит мне на ум: перепад давления. Перепад высот. Слишком быстрый подъем с глубины.

Не той ли зазеркальной глубины, в которой резвятся киты с женскими головами?

Но шкатулка с глубинами закрыта, а кровь все не останавливается. Я, как зачарованная, слежу за тем, как она медленно (слишком медленно, как будто в рапиде) движется вниз. Как, изящно обогнув большой палец, устремляется к запястью.

И — скрывается там, среди множества разноцветных шнурков.

Только теперь Кико отводит руку от уха — сам и без всяких усилий. Странно, ушная раковина — место, где должен находиться исток — совершенно чиста. И мочка — чиста, никаких следов происшедшего. Так, может быть, и крови-то никакой не было? А чертов Кико просто пропустил очередной шнурок между пальцами: если один брат — актер, то почему второму не оказаться фокусником-иллюзионистом?..

Дешевый трюк!

Мне хочется стукнуть Кико по затылку, наорать на него. Желание это так велико, что я прикусываю губу — лишь бы не дать волю рукам. К тому же меня останавливает элементарное благоразумие: ведь совершенно неизвестно, как может отреагировать на мой выпад Кико. Вдруг — ответит ударом на удар? — ведь он привык повторять жесты других людей.

— Сволочь! — Чтобы выпустить пар, я перехожу на спасительный русский. — Сволочь! Дурак! Клоун недоделанный!..

Руки Кико тянутся ко рту и поднимают его уголки: очередная улыбка, от которой меня передергивает. Но самое отвратительное состоит в том, что левая рука идиота (теперь мне хочется думать о Кико как об идиоте, а совсем не как о мальчике-мечтателе) ничем не отличается от правой.

Обе руки чисты.

И никаких следов крови. Вот и выходит, что идиотка я.

Упс-сссссссссссссссссс…

Тем более идиотка, что, записывая все то, что произошло днем, пятнадцатого января, я полностью пропустила шестнадцатое. Ну да, сегодня, шестнадцатого января, я никуда не выходила (если не считать завтрака в кафе), сидела за ноутбуком, как проклятая. И Талего существовал без меня. И плавно перекочевал в семнадцатое — в то время как я все еще нахожусь в пятнадцатом.

До сих пор.

Неизвестно, как отразится пропущенный мной день на всех нас. Надеюсь, что никак… Не грусти, Ти! Вот тебе букетик!

Спокойной ночи и удачи!»

«17 января.

Еще немного из того, что произошло пятнадцатого. И что я попросту не успела законспектировать накануне. Совсем немного, иначе я пропущу еще один день. Быть может — это к лучшему, просто писать и ни о чем не думать. Не думать, что этот гребаный остров — самое странное и неприятное место на свете. Не думать, что я нахожусь в голове писателя, в то время как я нахожусь в доме, принадлежащем адвокату из Мадрида Игнасио Фариасу, человеку милейшему и реально существующему (наверняка найдется миллион людей, способных подтвердить его существование, я и сама могу это засвидетельствовать). Не думать об идиоте Кико. Не думать обо всех остальных, подевавшихся неизвестно куда. Не думать о Маноло. Вернее, думать о Маноло как о ките, выгибающем спину под деревянным прилавком. Как о множестве китов, а совсем не как о трупе из океанариума.

И не думать о ключе.

Не думать, хотя ничего загадочного в нем нет. И ломать голову, куда бы его приспособить и во что воткнуть тоже не надо: я знаю куда он втыкается и что отпирает.

Музыкальную шкатулку.

Единственное, чего я не знаю: зачем чертов придурок Кико отдал ключ мне. Просто взял и отдал — без всяких объяснений. Но предварительно сделав свою хренову ручную улыбку еще шире. Да-да, растянул рот до последней возможности и даже слегка засунул в него кончики пальцев. Так, что стали видны зубы — белые и удивительно крупные, один к одному. И мне пришла в голову мысль… Какая именно — сейчас не вспомнить. Видимо, не слишком важная.

Я малодушно ответила Кико такой же широкой улыбкой. И неожиданно испытала жгучее желание повторить все его дурацкие жесты. Все до единого, только этого не хватало!..

Ключ от шкатулки болтался у него на запястье, на одном из шнурков, по странному и неприятному совпадению — двухцветном. Багрово-фиолетовом, xa-xa!.. Впрочем, когда я увидела это преследующее меня сочетание цветов, смеяться как-то расхотелось. А Кико стащил шнурок с ключом с руки, запер шкатулку и, повернувшись ко мне, протянул ладонь — раскрытую и пустую. И даже покачал ею в воздухе. И снова я испытала жгучее желание повторить его жест.