Я не успела даже допить «пикардо», а она уже стояла на пороге. «Почему она в платье? — удивилась я. Платье с вырезом-лодочкой из темно-зеленого бархата, на его фоне ее рыжие волосы сияли. — Она что, накрашена?»
Мае благодарила Нэнси за то, что та впустила меня.
— Значит, вы тоже его видели?
— Да, джип «шевроле». Бежевый такой.
— А водителя?
— Какой-то неприятный лысый тип, — ответила Нэнси, — Глаза жуткие. Вы лучше позвоните в полицию.
Мае положила руки мне на плечи, словно чтобы остановить их.
«Может, он и не живой, — подумала я, — но настоящий».
Больше мы в тот день лысого не видели. Мае погрузила мой велосипед в фургон, вежливо отказавшись от куска торта.
— Нас ждут дома, — сказала она. — Спасибо вам за вашу доброту.
Я хотела выяснить, кто нас ждет, но она открыла пассажирскую дверь и поманила меня внутрь.
— Поделай дыхательные упражнения, Ариэлла. Успокойся.
Я сосредоточилась на дыхании и занималась им, пока мы не проехали в ворота. На футболке, я заметила, у меня остались красные пятна. Пахли они вишневым соком.
— А Дашай тоже при параде?
Мае запарковала фургон и выключила зажигание.
— Она добывает елку. Не переживай за одежду. Можешь переодеться к ужину, если будет желание.
Когда мы входили в дом, я поймала ощущение дежавю: запахи имбиря, муската и корицы согревали воздух. Мая поставила на столик возле дивана большую красную вазу с плющом и остролистом, сразу притянувшую мой взгляд. Но воздух в комнате полнился странным мерцанием, которое я уже почти позабыла.
Он сидел в одном из кресел, привезенных нами из Саратога-Спрингс, в угольно-черном костюме и рубашке цвета лесной зелени. Не задумываясь, я кинулась к нему, повисла у него на шее и прижалась лицом к пиджаку.
Я ни разу в жизни не обнимала папу, и, думаю, он был потрясен. Но спустя несколько мгновений я почувствовала, как его руки еле уловимо сомкнулись вокруг меня.
— Meu pequeno, — услышала я его голос, — como eu o faltei.
Я не владею португальским, но позже мама перевела мне его слова: «Малышка моя, как я по тебе скучал».
Мы с мае не могли оторвать от него глаз. Его темно-зеленые глаза, густые черные волосы, завивающиеся надо лбом, бледная кожа, изогнутые, словно лук Купидона, губы. И медоточивый звук его голоса. Медоточивый — буквальный перевод с латыни: mellis (мед) и fluere (течь) — абсолютно точное описание его голоса.
Он рассказывал об Ирландии, но я не обращала внимания на слова. Я слушала мечтательно, как музыку. Но при звуке собственного имени очнулась.
— Меня привело сюда письмо Ари, — говорил он, — хотя я понимал, что делать этого не стоит. Мне казалось важным, чтобы вы двое провели некоторое время вместе без меня, будучи разлучены на протяжении стольких лет. — Он отпил «пикардо» из бокала и поставил его обратно на придиванный столик. — Но эксперименты Ари с наркотиками и гипнозом заставили меня предположить, что мое присутствие не помешает.
— Наркотики и гипноз? — переспросила мама.
— Сигареты, — ответила я. — Только сигареты. — При упоминании о гипнозе меня накрыло новой волной вины.
— Ари, нет. — Мае слушала и поняла, что я натворила. — Она гипнотизировала своих друзей, чтобы избавить их от дурных привычек, — сказала она папе.
— Что в этом плохого? — Чувство вины заставляло меня оправдываться. — Если я могу помочь кому-то бросить курить или принимать наркотики, почему я не должна этого делать?
Папа поднял руку ладонью ко мне — его старый знак остановиться.
— Твое желание помогать другим похвально. Но гипноз есть навязывание им твоей воли. Уверен, ты понимаешь ошибочность подобных действий.
— Но если им в результате лучше, то в чем ошибка?
— Превращая их в марионеток, ты отнимаешь у них свободу действовать самостоятельно. — Тон его был решителен. — И ты отделяешь их от моральных последствий их действий. Вспомни Сартра, Ари.
Я не хотела вспоминать Сартра. Я не хотела проигрывать спор.
Поэтому сменила тему.
— Папа, я сегодня видела слепого.
Отец согласился сменить тему.
— Где ты его видела?
— У наших ворот. — Я не хотела говорить о предвестнике, не желала его присутствия в нашей гостиной. Но я заставила себя говорить. — Я обратилась в бегство, и он погнался за мной. И я видела его в Сассе несколько месяцев назад, перед исчезновением Мисти.
— Ты правильно сделала, что убежала, — сказал папа. — Не знаю, что он такое, но ничего хорошего он нам не предвещает.
— Мае говорила, ты видел его не единожды.
Он потер лоб, и я заметила нефритовые запонки на манжетах.
— Да. Впервые я видел его в Гластонбери и потом, в Саратога… — Тут по лицу его промелькнула волна раздражения, и у меня на глазах он исчез — его тело растворилось в воздухе.
В то же мгновение входная дверь распахнулась и в комнату пятясь вошла Дашай, обеими руками державшая завернутый в мешковину ствол дерева, следом явилось само дерево, поддерживаемое агентом ФБР Сесилом Бартоном.
Мае подхватила папин ополовиненный стакан с «пикардо», секунду поколебалась и сунула его мне — она уже держала в руках свой.
К моменту, когда они установили елку, никаких следов папиного пребывания в комнате не осталось. Агент Бартон опять заставил его сделаться невидимым.
— Вот это дерево! — сказала мае.
Елка была почти десять футов в высоту. Она не напоминала те, что я мельком видела в окнах. Ветви у нее были не острые и треугольные, а похожие на перья — и росли спиралью, обвивая ствол подобно винтовой лестнице.
Дашай выпрямилась, откинув голову и уперев руки в бока, и воззрилась на свою добычу.
— Я откопала его в питомнике в Кристалл-Ривер. Оно называется криптомерия. Разве не загляденье?
— Оно не пахнет смолой. — Я не понимала, что в этом дереве такого.
— Да, не пахнет. Но мы потом сможем посадить его во дворе, и оно вымахает футов на сорок.
Дерево меня не радовало. Я хотела обратно своего папу.
Дашай несколько озадачилась, но продолжала говорить.
— А потом в городе я наткнулась на Сесила и пригласила его к нам помочь наряжать елку. Он на праздники совершенно один.
Значит, она зовет его «Сесил». Мы с мамой были в ярости, но решили не подавать виду.
— Как насчет выпить? — предложила мае Бартону.
— Очень даже, — ответил он. Джинсы с футболкой сидели на нем хуже, чем его обычный костюм. — Я буду то же, что и вы.