Время от времени меня посещали видения прошлого вечера, снова заставляя озираться, на случай если Камерон вошел в зал. Должна сознаться, я ни разу не подумала об Уолкере.
Но когда я вернулась в четыреста восьмой, он сидел там на диване, служившем постелью Бернадетте, Бернадетта сидела на моей кровати, а Ронда лежала поперек второй. Глаза у них были мутные, и все они улыбнулись мне. «Опять пьяные, что ли?»
Уолкер похлопал по дивану рядом с собой.
— Ари, Ари, — сказал он, — я скучал по тебе.
Я села. Попытка настроиться на их мысли обнаружила такой хаос, что я бросила эту затею.
— Вы сегодня пойдете на прием? — Это был очередной пункт повестки дня. На следующий день у нас были назначены утренние семинары, потом обед и отъезд обратно в Хиллхаус.
— Обожаю приемы, — сказала Ронда. — Просто обожаю.
— Ладно, — сказала я, — под чем вы все?
Они улыбнулись мне.
— Какое вещество вы принимаете?
Бернадетта вынула из тумбочки пластиковую бутылочку и бросила мне. Я открыла ее и увидела пилюльки с тисненой буквой «В». «Сахарные пилюльки?» Оглянувшись вокруг, я усомнилась в этом.
— Попробуй. — Уолкер обнял меня, но я стряхнула его руку.
— Спасибо, но не буду. Оно может прореагировать с моими лекарствами от волчанки.
В тот вечер Уолкер, как и планировал, повел меня ужинать. Это было настоящее «свидание» — я надела синее шелковое платье, а Уолкер влез в пиджак с галстуком.
Идя по Бротон-стрит я сказала ему:
— Не думала, что ты принимаешь наркотики.
— Я и не принимаю. — Он, похоже, был совершенно счастлив, идя рядом со мной и любуясь видами. — «Вэшки» скорее улучшитель настроения, понимаешь? У одного из ребят вчера на вечеринке их была куча.
Я была разочарована и смущена, словно у меня обманом отняли чувства, которые мне полагалось испытывать на свидании.
— Не понимаю, какой от них вред, — сказал Уолкер, — но если тебя это так задевает, я больше не буду.
— Не принимай их больше.
Что бы ни было в этих таблетках, из-за них Уолкер становился для меня кем-то другим. Однако часть меня сомневалась: беззаботный, приветливый, доверчивый — что плохого в том, чтобы быть таким? И почему мы больше ценим «настоящих»?
— Вот «Дом маршала», — сказала я. — Первая гостиница, где я останавливалась самостоятельно.
Уолкер посмотрел на кованые чугунные опоры и перила гостиничного балкона.
— Круто, — сказал он.
Сквозь окна с портьерами цвета бургундского вестибюль отеля выглядел прежним — черно-белые шестигранники пола, освещенные люстрами в виде стеклянных чаш. В ресторане по соседству горели свечи, отчего темно-зеленые стены, казалось, светились.
И тут я увидела его. Спиной к нам в баре сидел высокий блондин в черном костюме и потягивал из бокала темно-красную жидкость.
«Малкольм». Я замерла. Уолкер по инерции прошел еще несколько шагов и обернулся.
— В чем дело?
Я не проронила ни слова.
— Ари, у тебя такое лицо, будто ты увидела привидение.
Но то был не призрак. У меня на глазах он поднял бокал, словно приветствуя кого-то. Может, увидел мое неверное отражение в зеркале над барной стойкой?
— Давай войдем. — Голос мой звучал непринужденно, но кровь бурлила.
Последний раз я видела его в Сарасоте. «Этот человек устроил пожар, едва не убивший нас, — думала я. — Этот человек сделал моих маму и папу вампирами. Он убил мою лучшую подругу».
Уолкер последовал за мной в бар, решив, что я хочу выпить. Но мне требовались ответы. Почему он выбрал именно мою семью? Не причастен ли он каким-то образом и к папиной болезни? Вне зависимости от ответов, в сердце своем я жаждала мести.
Когда мы вошли, Малкольм не выказал ни малейшего удивления.
— Мисс Монтеро, — сказал он, вставая и протягивая мне руку.
Я не планировала эту встречу. Я взяла его ладонь, пожала и отпустила. Она была холодная. Лицо по-прежнему надменно красивое: аристократический нос, бледные глаза, светлые волосы слева разделены на пробор.
— Я Малкольм Линч, — сказал он Уолкеру, пожимая ему руку.
Уолкер представился. «Это полагалось сделать мне», — подумала я, но ум мой занимала куча других дел. Как я могу что-то сказать в присутствии Уолкера?
— Что ты делаешь в Саванне? — сказала я.
Он выглядел так же безупречно, как и в последнюю нашу встречу.
Легкое покачивание головой, как будто я сказала грубость, но он все равно находит ее забавной.
— Присядьте. Выпейте со мной.
Уолкер скользнул на табурет. Я сказала:
— Нет.
Они оба посмотрели на меня — Уолкер с искренним удивлением, Малкольм с наигранным.
— Мы идем ужинать, — сказала я, — а потом нам надо присутствовать на приеме. — В конце концов, я не была готова сцепиться с Малкольмом при Уолкере. — Возможно, мы сумеем встретиться позже.
— Безусловно. — От улыбки кожа в уголках Малкольмовых глаз собралась в морщинки. — Нам надо кое-что наверстать.
Он сунул руку за пазуху и извлек металлическую коробочку с гравировкой — вероятно, платиновую, — открыл ее и вынул визитку. Я, не глядя, взяла ее и сунула в сумочку.
— До свидания.
— Хорошего вам вечера. — Он кивнул нам обоим и снова улыбнулся, провожая нас взглядом.
Оказавшись снаружи, Уолкер сказал:
— Странно как-то. Кто этот парень? Почему ты не захотела остаться?
— Это старый знакомый нашей семьи. — Я откинула волосы, стараясь успокоиться.
— А почему ты говоришь так официально?
— Не знаю. — Мы свернули за угол и вышли к ресторану, старому зданию, выкрашенному в розовый цвет. — Извини. Увидеть его было в некотором роде потрясением. Я как-нибудь потом объясню тебе почему. Пусть это не портит нам ужин.
Ужин испортил Уолкер. Он суетился, постоянно ерзал на стуле, стрелял глазами по заполненному народом залу. Сначала не мог сообразить, что заказать, а потом едва притронулся к еде. Пожилая пара за соседним столиком все время поглядывала на нас, пытаясь понять, что не так.
Каким облегчением было вернуться в отель, переодеться в брючный костюм и отправиться на прием. Речей сегодня не было, только еда, напитки и оркестр. Когда я вошла, играли какую-то попсу и кое-кто уже танцевал.
Уолкер уже навестил чашу с пуншем. Он вытащил меня на танцпол и принялся размахивать руками и беспорядочно скакать. Когда песня закончилась, я увлекла его на сиденье возле столика с прохладительным, а сама прислонилась рядом к стене, наблюдая за толпой, впитывая калейдоскоп цветов, запахов и узоров, понимая, что Уолкер не замечает большей части этого, если вообще что-нибудь видит. Он обмяк на стуле, полуприкрыв глаза и бессмысленно улыбаясь.