— Каковы были условия сделки? — Голос мае снова звучал властно. — Деннис стал бы вампиром?
— Я сказала, что сделаю его вампиром.
«Стало быть, она таки одна из нас», — подумала я.
— Но он все запорол. Я сказала ему об этом, как только мы вышли из квартиры. «Все сделки расторгнуты», — сказала я ему, и видели бы вы его в тот момент! — Она улыбнулась. Бесспорно, она была самым уродливым человеком, какого я видела в жизни. — Что до Рафаэля, я давала ему хинина ровно столько, чтобы он понял, что ему нужен новый тоник, что ему нужна я рядом, чтобы приготовить его. Я не видела его много месяцев. Никто не говорил мне, насколько он болен. Я продолжала спрашивать. Наконец Дашай сказала мне, что он здесь.
Дашай думала, что лучше бы она держала рот на замке. Но я не соглашалась. Промолчи она, мы бы вряд ли узнали о саса у Рут и об одержимости Мэри Эллис моим отцом. Была ли между этими явлениями связь?
— И вчера я приехала. Выглядел он неплохо. Разговаривал и, казалось, шел на поправку. — Глаза ее медленно перекатывались туда-сюда, будто следили за стрелкой метронома или игрой в настольный теннис.
— Да, он и правда выглядел лучше. — Мае говорила так тихо, что я едва разбирала слова. — Мэри Эллис, ты что-то с ним сделала?
— Я сделала ему укол.
Мы дружно уставились на нее.
— Ты что-то ему ввела? — Мамин голос звучал хрипло. — Что было в шприце?
— Немножко хинина. Недостаточно, чтобы навредить серьезно. Ровно столько, чтобы он не шевелился, чтобы заставить его осознать, как он во мне нуждается. Через несколько дней я воскрешу его. Я спасу ему жизнь. — Она закивала, уверенная в своем плане.
Мае обернулась к нам.
— Дашай, — прошептала она, — звони доктору Чжоу. Скажи, что она нужна безотлагательно.
Когда Дашай вышла из комнаты, мае спросила меня:
— Еще что-нибудь надо?
— Спроси ее про «В», — шепнула я.
Она заглянула в список.
— Мэри Эллис, Ариэлла давала тебе таблетку на анализ, валланиум. Что в таблетке?
— Валланиум — вызывающий привыкание депрессант, полусинтетический опиат. — Тон ее был резок, словно она излагала по памяти прочитанное. — Потенциально способен бесповоротно изменять структуру мозга. Две таблетки в день вызывают легкую эйфорию, но со временем наркотик разрушает нормальную мозговую деятельность. Он лишает принимающих его способности к чтению и логическому анализу. Прекращение приема вызывает тяжелые симптомы отмены.
Я подумала об Уолкере и содрогнулась.
— Похоже, ты немало об этом знаешь, — заметила мае.
— Мне и положено. — Вид у Рут сделался довольный. — Я помогала разрабатывать этот наркотик. Мы продали патент одной фирме в Майами.
— Спроси ее про амриту, — шепнула я.
Этого в мамином списке не было.
— Э-э… а как насчет амриты?
— Это антидепрессант. Один из так называемых наркотиков образа жизни, выделен из дурмана вонючего. Он изменяет мозг, подавляя определенные нейротрансмиттеры и усиливая другие, вызывая избирательную потерю памяти. Амрита вмешивается в воспроизводство ДНК и синтез РНК путем алкилирования и поперечного связывания нитей ДНК. Вызывает бесплодие.
«Бесплодие?» Малкольм об этом ничего не говорил.
— И ее тоже ты делала? — спросила мае.
— Нет. Амриту создала научная команда небьюлистов в Британии.
— Ты небьюлист?
Лицо ее перекосилось.
— Я не принадлежу ни к какой секте. Если бы мне пришлось выбирать, я бы склонялась к колонистам. Они знают, как держать людей там, где им место, и не терпят полукровок. — Даже под гипнозом глаза ее, казалось, повернулись в мою сторону.
— Тогда зачем ты сделала валланиум?
Рут в долгу не осталась:
— Чтобы посмотреть, сумею ли. Ты не поймешь. Ты же не ученый.
«Достаточно?» — мысленно спросила у меня мае.
«Более чем», — подумала я в ответ.
Мае пропела стандартную формулу: когда Рут проснется, она не будет помнить, что ее гипнотизировали и поили лекарством. Она не будет помнить ничего из того, что наговорила. И она больше никогда не попытается вредить нашей семье и кому бы то ни было еще.
Это чрезмерное требование, подумалось мне. Почему бы не попросить ее найти лекарство от рака?
Мае меня услышала и послала мне предостережение: «Сейчас не время для нахальства».
Пока мы с Дашай готовили обед, я спросила ее:
— Ты утопила саса в океане?
— Нет, в дождевой бочке за домом. — Она ложкой выкладывала соус «песто» на спагетти. — А потом похоронила. Вообще их хоронить не нужно — они безвредны, когда дохлые, — но эта была уж больно пакостная, и я не решилась бросить ее просто так.
Обедали мы в папиной комнате, пристроив тарелки на коленях. Нам не хотелось оставлять его одного.
Рут вышла из транса и сидела, невозмутимая, как Будда, наматывая спагетти на вилку. Она понятия не имела, через что мы по ее милости прошли. Она даже не помнила, что сделала моему папе. Утратив демона, она сделалась обыкновенной грубой женщиной, которую я помнила с детства. Мне хотелось ударить ее.
Я послала Дашай мысль: «Почему мы должны ее кормить?»
«Постарайся вести себя нормально», — отозвалась Дашай.
Рут злобно уставилась на нас.
Поначалу мы говорили мало, но еда оживила нас. Мае хотелось знать, что я изучаю, и я рассказала ей о съезде третьих партий.
— У них есть кандидат, который может баллотироваться в президенты. Слышала о Нейле Камероне?
Мае и Дашай не слышали.
— Знакомое имя, — сказала Рут. — Он сенатор от Джорджии, правильно?
Я не хотела с ней разговаривать, но заставила себя кивнуть.
— Он вампир. — Она втянула в себя спагетти с вилки и, еще не прожевав, начала наматывать новую порцию. В жизни не видела никого, кто бы поглощал макароны в таких количествах, как Рут.
Она заправила в пасть очередную порцию, прожевала и проглотила.
— У него ничего не выйдет, — сказала она.
— Почему это? — Должно быть, я говорила более страстно, чем собиралась, потому что Дашай с мамой перестали есть и посмотрели на меня.
— Вскоре его истинная натура выплывет наружу. — Рут промакнула свои толстые губы салфеткой. — Какой-нибудь репортер увидит, как он пьет кровь, или один из его доноров проболтается прессе.
— Может, он вместо этого тоники принимает.
Рут помотала головой, как будто лучше знала.
— Что, если он решит баллотироваться как кандидат-вампир? — Я не особенно задумывалась над этим до сего момента. — Что, если он не станет скрывать, кто он на самом деле?