— Ярик, я тебя уважаю, — подошла ко мне на перемене Света Лазарева из параллельного класса. — Это очень смелое решение. Это могут сделать только сильные люди. Я уважаю тебя.
Я посмотрела по сторонам, пытаясь в толпах всевозможной учащейся мелочи обнаружить верзилу Красавину, но лепрозория в округе не наблюдалось.
— И чего? — осторожно спросила я.
— Просто знай, если что, мысленно мы с тобой.
— Переведи! — нахмурилась я.
— Да ладно, — улыбнулась Светка. — Все уже знают. Можешь не прикидываться.
— А что знают-то? — недоумевала я. И нехорошие предчувствия щекотали ребра и солнечное сплетение.
— Ну… — замялась Лазарева.
— Говори, — нависла я над ней.
— Я рада, что ты не скрываешь свою ориентацию и призналась, что ты буч.
Я потеряла дар речи, закашлялась.
— А что с моей ориентацией не так?
— Ой, да ладно, Ярик. В общем, мы тебя уважаем, — похлопала она мне по плечу и удалилась в соседний кабинет.
Не поняла, я что-то пропустила? Ну, Красавина! Убью, гадину крашеную!
Женька торчала в кабинете и объясняла Артему, нашему старосте, какую-то лабуду, аккуратно тыкая пальчиком в маленький экран ноута, с которым никогда не расставалась. Вообще, она у нас то ли рисует, то ли сама создает, то ли программирует всякие компьютерные игры. Я мало в этом разбираюсь, но если Точка хочет нас отшить, она произносит что-то сильно умное, отчего мы с девчонками зачарованно киваем и мелкими шажками сбегаем подальше.
— Мне тут пришла в голову гениальная идея, как избавиться от ошибки в графическом модуле рендеринга, — задумчиво вещала она Тёме. — Мы немного модифицируем код, и всё будет работать более плавно.
— А мне кажется, что тут дело в другом… — пробасил он.
— Свали, сделай милость, — мрачно попросила я старосту, оттесняя от парты. — Звонок сейчас будет. Давай, тебе еще учебники доставать.
Он удивленно вскинул брови:
— А не охамела ли ты, Сокол?
— Иди уже, не до тебя мне. — Я подалась вперед к Жене: — Лепра фигню какую-то про меня болтает.
— Артем, извини, у нас тут… Давай на следующей перемене.
Он попрощался и ушел, бросив на меня недовольный взгляд.
— Что такое буч? — процедила я сквозь зубы.
Женька немного изменилась в лице, удивленно от меня отшатнувшись. Потом поджала губы, улыбнувшись, и глупо хихикнула:
— Буч — это женщина-лесбиянка, которая изображает из себя мужчину. Ну… Конечно, если это то, о чем я думаю. А в каком контексте?
Я замерла на мгновение. В голове как-то медленно все складывалось в единую картинку. Стало обидно и неприятно одновременно. И даже никаких разумных мыслей, никаких решений, никаких ответов на подобные глупости. Ступор сознания. Душа в точку. А потом громко заржала, краем глаза заметив, что на меня начали коситься.
— Вот ведь какие они… — заливалась я, размазывая слезы по щекам. — Ненормальные… Идиоты… Придурки… Дебилки!
— Ярик… Ты это… С тобой все нормально? — теребили меня за плечи пришедшие из столовой Настя и Варя.
— Жень, что с ней? — волновалась Козарева.
— Жень, а нам скажи? — просила Андреева.
— А я знаю? — кажется, впервые в жизни растерялась Волоточина.
Я сделала глубокий вдох, постаравшись успокоиться, и шепотом произнесла:
— Ко мне Лазарева из «Б» подходит и говорит: «Ты смелая, Сокол, что ориентацию не скрываешь». Вчера Лепра лезла, кто я — буч… — запнулась. — Эти… Как их?… Забыла, как называется. Ну… Эти… Другие…
— Дайк? Фемка? — дергала плечами Женя.
— Да, вот они! Говорит, ты кто из них? А я даже не знаю, что это такое. Идиотки какие-то.
Девчонки засмеялись. Я вместе с ними, но на самом деле во мне клокотала обида. Из меня лесбиянка, как из Варьки гламурная кисо. Надо же такую глупость придумать! В этот бред никто не поверит, потому что бредовей бред даже набредить нельзя. У меня и мыслей-то в голове никогда таких не было. Я и слов таких не знаю. Я вообще не у дел в этой теме с меньшинствами. Да и сама я всегда к ребятам тянулась. Бред! Редкий бред. Нет, в это решительно никто не поверит.
— Девочки, звонок был не для вас? — раздался за спиной голос Анны Петровны, нашей учительницы по русскому и литературе. — Перемена закончилась, давайте немного поработаем.
Я пыталась успокоиться, но ничего не получалось. Как только вспоминала, что такое буч, тут же начинала смеяться. Это было похоже на истерику. Я изо всех сил старалась совладать с приступом ненормальной веселости, но чем усиленнее старалась, тем громче хихикала.
— Ярослава, вы не хотите нам рассказать, что вызвало в вас такое море эмоций? — терпеливо спросила русичка.
— Не хочу, — всхлипывала от смеха я.
— Вы можете выйти и вернуться, когда отсмеетесь. Прошу вас. Вы мне мешаете. Несколько неудобно вести урок, когда кто-то так заразительно смеется.
— Простите, Анна Петровна, я не нарочно.
Она права. Надо валить в коридор и привести себя в чувство. Это уже нездоровый смех. Уже не смешно. Совсем не смешно. Я поднялась с места, кивнув ей в благодарность, и пошла к двери.
— Анна Петровна, вы знаете, что Сокол у нас лесбиянка? — вдруг на весь класс сообщила Танька Петрова.
И вот тут моя смеховая истерика быстро сменилась неконтролируемой агрессией. Прежде чем я успела сообразить, что делаю, резко перегнулась через парту, схватила ее за волосы и тряхнула, как собака игрушку.
— Еще раз свой рот откроешь!.. — рявкнула я на визжащую во всю глотку девчонку.
— Сокол! Сокол! — закричала русичка. Кинулась нас разнимать.
Но я уже выпустила Петрову, отряхнула ладонь от выдранных клоков волос. Меня разрывало от бешенства. Я с силой сжимала кулаки, готовая врезать ей, пусть только повторит то, что сказала. Если бы могла, я бы перевернула сейчас парту. Объяснилась с ней по-мужски.
— Петрова! — сердилась Анна Петровна. — Что вы себе позволяете? Вы ведете себя недостойно. Кто вам разрешал оскорблять Сокол?
— А что я?! — заорала Танька, размазывая слезы по щекам.
Анна Петровна вопросительно посмотрела на меня, словно пытаясь понять, что я буду делать.
— Немедленно извинитесь, — опять повернулась к Таньке.
— Извините, Анна Петровна, я выйду. Спасибо вам. — И, не дожидаясь ее разрешения, я стрелой вылетела из кабинета.
Меня трясло от самых кончиков пальцев на ногах до кончиков волос на голове. Колени прогибались, а руки дрожали. Как жаль, что мозг не отключился и не позволил мне ударить ее по-настоящему. Какая же Петрова идиотка! Я кое-как дошла до столовой, купила литр сока и принялась его пить прямо из пакета большими глотками. Жидкость успокаивает. Ненавижу!