Придурок, подумал генерал почти с ненавистью.
Тык-дык, тык-дык. Скачет слоник.
— Оставь, пожалуйста, игрушку в покое, — генерал повысил голос. Сазонов шутливо отсалютовал. Слоник вернулся на место. — И слушай.
Мемов прошёлся по кабинету. Остановился перед той, старой картой, что видел ещё Иван — Альянс, Веган, цветные булавки. И мрачное будущее. А я ведь сказал ему правду, подумал генерал. Только Иван всё равно не поверил…
А когда поверит, будет поздно. Война уже начнется.
— Перекроем все станции Альянса. Объявим розыск и награду за его голову. В конце концов, мы всегда можем назначить его военным преступником. Это срабатывало раньше, сработает и сейчас. Тогда Меркулова будут искать ещё и придурки из мирового совета метро. Так, что ещё.
- Главное, чтобы Иван не попал на Василеостровскую… Я приказал усилить охрану станций.
— Патрулей мало, — сказал Сазонов.
— Что ты имеешь в виду?
Сазонов с улыбкой покачал головой. Чему он радуется, интересно? — подумал Мемов с раздражением. Четыре трупа за день, из них один случайный прохожий, а он радуется.
— Он может найти другой ход на Ваську. Я с ним работал, не забывайте, генерал. Иван отличный диггер.
Мемов заложил руки за спину, качнулся с носка на пятку и обратно. Помолчал. Наконец поднял голову и посмотрел на Сазонова:
— И что ты предлагаешь?
Сазонов улыбнулся.
* * *
— Руби кабеля! Сворачивай!
— Давай, давай, живее. И тщательнее работаем, тщательнее! — подбадривал капитан солдат.
Ручка привода ходила вверх-вниз. Огромная квадратная гермодверь, медленно, величественно сдвинулась и начала неторопливо, по миллиметру, закрываться.
— Не укладываемся в норматив, Фенченко! — крикнул он одному из солдат. — Что ты будешь делать, если угроза наводнения, а? Оно тебя ждать не станет. Работай ручкой, работай. Туда-сюда, туда-сюда. Навыки-то есть? Каждую ночь ведь тренируешься!
Солдаты хохотали. Гермодверь медленно, неумолимо вставала поперек туннеля, наглухо закрывая путь.
— Солдатик, что же это делается? Что же это, а?!
Караванщица, ехавшая на Василеостровскую с мужем и грузом тканей, подбежала к командиру.
— Блокада, — сухо сказал «солдатик», которому минул уже четвертый десяток. — Поворачивайте на Адмиралку, мадам, здесь больше прохода не будет. — Он помолчал и добавил: — Угроза затопления, ясно?
Он вернулся к солдатам. Давай, давай. Те уже соревновались, кто лучше сделает «вверх-вниз». Гермодверь неумолимо закрывалась.
— Будем васькиных голодом морить, — сказал он сержанту. Помолчал, наконец осознав сам, что на самом деле происходит. — Совсем долбанулись наши начальники. Детей-то за что?
* * *
Известия о блокаде Василеостровской достигли ушей Ивана на следующий день. К этому времени заговорщики собрались на Сенной, в снятой на время гостиничной комнате. Дороговато, но уединение важнее.
Садовая-Сенная-Спасская не выдаёт Альянсу преступников.
А если хорошенько заплатить, то Садовая-Спасская даёт возможность преступникам даже сделать один телефонный звонок.
— У аппарата.
Иван медленно сказал:
— Что это значит, генерал?
— Я просил тебя не убивать Орлова, — сказал Мемов. Голос был усталый. — Зачем?
— Что? — Иван замолчал. Вот как всё повернулось.
— Никаких переговоров не будет, Иван. Ты теперь убийца и террорист, а с убийцами и террористами переговоров мы не ведём. Как и с военными преступниками. И если честно… — Генерал помолчал. — Ты меня сильно разочаровал, Иван.
* * *
— Василеостровская на самообеспечении протянет примерно месяц, — сказал профессор, когда все собрались. — То есть запасы продуктов у наших есть на месяц-полтора, это стандартно. Существует неприкосновенный запас консервов на случай затопления туннелей. Есть запасы карбида и сухого спирта дли ламп и готовки еды — правда, думаю, за время войны с Восстанием эти запасы несколько уменьшились… Что ещё? Питьевая вода в баках — есть. Основная проблема, как понимаю: свет. Аккумуляторов хватит от силы на неделю. А без электрического освещения погибнут общинные плантации. Уменьшение рациона. Анемия. Болезни. Цинга. Сложная, в общем, ситуация.
— Да уж, — Уберфюрер почесал затылок. Миша сидел потерянный.
Таня, подумал Иван.
Таня.
Я всё испортил.
— Чёрт! — Иван мотанул головой, прошёлся по комнате туда и обратно. Перед ним расступались.
Развернувшись, со всей дури хлопнул ладонью по столу. Ай! Кости обожгло. Боль была яркая и жестокая, она провентилировала голову, словно мощным воздушным потоком. Иван остановился. Сел на койку. Так, криками горю не поможешь. Думай.
— Иван!
— Ничего, — буркнул он. — Ничего. Всё в порядке.
Он лёг на койку лицом к стене. Думай, Иван. Думай. Василеостровской нужен свет.
Где взять электричество?
Где, мать вашу за ногу, мне взять электричество?!
Чтобы сэкономить патроны, они теперь снимали койки в дешёвой гостинице на Садовой. Комнат как таковых здесь не было, спальные места отделялись друг от друга плотными занавесками грязно-бежевого цвета. И, что интересно, занавески иногда даже стирали. Иван лежал на койке и изучал фактуру ткани. Ниточку за ниточкой, каждое переплетение. И так час за часом. Вставал редко, только по нужде или попить воды.
Почти ничего не ел. Друзья пытались его расшевелить, но, натолкнувшись на глухую стену молчания, решили подождать.
«Ты избегаешь своей судьбы». Лахезис.
«Когда ты пойдёшь туда… а ты всё равно пойдёшь». Энигма.
Прошёл день. Другой.
На третий день Иван вышел к завтраку чисто выбритым и аккуратно одетым. Уберфюрер и Миша посмотрели на него с удивлением. Водяник даже чаем поперхнулся.
— Вы что-то задумали, Ваня? — спросил профессор, откашлявшись. Иван кивнул. Может, это дохлый шанс. Может, вообще никакой… Но это шанс.
— Есть хочу, — сказал он. — Кстати, Проф, — Иван подгреб к себе тарелку и зачерпнул ложкой суп. — А скажите-ка мне: что вы знаете про атомные станции?
С пятницы лабаю этот блюз
То держусь, то, сука, снова нажрусь
Сколько лет я бьюсь и бьюсь об эти стены головой -
Они все уже солёные на вкус
И каждый бармен, сука, знает секрет
Только выйдешь, блин, опять трёх дней нет