— Откуда вы, кто?
— Могилевские мы, — скинув шапку, низко поклонился один из них. — На новые земли податься хотели.
— Подадитесь, — кивнув, пообещал Алги-мурз — Но сначала сруб мне сделайте. Шагов пять в длину и четыре в ширину. Из толстых бревен, да на колесах. Понятно?
— Да где же нам колеса взять, господин? — смял шапку мужик.
— Вон, — кивнул мурза в сторону опустевших повозок обоза. — Любые снимайте.
Мужики переглянулись, кивнули и скинули на землю котомки.
— О таком разе, господин, дозволь вернуться на полверсты. Деревья там стоят высокие и прямые. Их на сруб пустить вельми удобно.
— И повозочки две взять, — тут же добавил другой.
— Ступайте.
Работали пленники, естественно, под присмотром нукеров. Свалили пару высоченных пирамидальных тополей, на месте разделали их в размер, уложили на телеги, привезли, принялись укладывать венец за венцом.
— Окошко впереди должно быть, — спохватился Алги-мурза. — Дверь сзади.
— Сделаем, — согласились мужики. — На шип бревна посадим.
Часов за шесть сруб из бревен в локоть толщиной пленники соорудили, снизу сделали вырезы, туда вставили жерди, на концы которых и насадили колеса. Сверху, вместо крыши, тоже накатали толстые бревна, поверх которых мурза приказал настелить шкуры, старые ковры и войлочные подстилки: а то осажденные зачастую имеют привычку лить на таран кипяток или сыпать раскаленный песок. Внутри подвесили таран, десяток первой сотни забрался внутрь.
— Все, господин, — поклонились мужики. — Сделали мы работу.
— Обождите, — отмахнулся Алги-мурза. — Может, еще чего понадобится. Гумер, прикажи их накормить!
Таран медленно двинулся в воротам. Мурза махнул рукой, пуская вперед сотни. Нукеры ринулись атаку, засыпая стрелами частокол, а тем временем сруб, под которым семенили человеческие ноги, приблизился на полсотни шагов.
С угла крепости грохнула пушка. Таран остановился… но вскоре пополз дальше и остановился вплотную к воротам. Опять грохнула пушка — и опять ничего!
Расстреляв стрелы, нукеры вернулись к ставке, а со стороны ворот послышался первый гулкий удар. Потом еще и еще. Опять оглушительно бабахнула пушка — даже с холма было видно, как летят в стороны щепки. Но удары не прекратились.
— Сейчас… Сейчас они выбьют ворота… — Алги-мурза оглянулся на сотни, готовые устремиться В открытый проход.
Со стен крепости посыпались длинные сучковатые сучья, ветви валежника, палки, доски. Потом полетели факелы.
— О, шайтан! Вперед, вперед, прикройте их! Сожгут! О, Аллах! — Выметнувшиеся вперед сотни принялись осыпать стену стрелами, но накиданный вокруг сруба пересушенный валежник уже разгорался.
— Сейчас побегут… Лучше бы они поливали кипятком!
Однако засевшие в таране нукеры догадались не улепетывать от огня под вражескими стрелами, а откатиться вместе с осадным сооружением почти на сотню шагов и, лишь потом выскочив, стремглав домчаться до лагеря. Алги-мурза облегченно перевел дух и вознес благодарственную молитву. Сырое дерево сруба от нескольких ветвей не загорится, таран уцелел, а ворота… Ворота можно будет разбить завтра.
С рассветом к лагерю подошли последние сотни, рыскавшие в окрестных землях. Они пригнали еще пару баб и мужика, привезли несколько повозок с добром. Правда, не очень ценным: деревянные миски, корыта, глиняные горшки. Алги-мурза отправил всех пленных поливать сруб водой из реки. Русские тем временем так же старательно обливали водой крыши дома, навес над стенами и частокол.
Наконец, после утреннего намаза, конники снова ринулись под стены. Правда, теперь они не просто сыпали стрелы между крышей и стенами, а дожидались, пока там промелькнет чья-нибудь голова. Это заметно снижало расход стрел — русские все равно почти не отстреливались и подведению тарана не мешали. Пальнули, правда, из своей пушки — но без результата.
Начались гулкие удары, сопровождаемые ясно различимым треском: ворота поддавались.
— Гумер, — приказал мурза. — Сажай на коней вторую и третью сотни. Сейчас начнется.
Треск перешел в громкий хруст. Еще удар, еще.
— Прикройте их! — завопил мурза, отталкивая Дашу и вскакивая со своей подушечки.
Таран покатился назад. Нукеры выскакивали из него сзади, обегали и устремлялись вперед, к воротам. Теперь стало видно, что створки висят перекошенными, и достаточно небольшого усилия, чтобы они вовсе обрушились.
Первая сотня принялась осыпать верх стены у ворот стрелами, чтобы защитники не помешали воинам доделать свою работу. Повернулся ствол, грохнул пушечный выстрел. Заряд буквально смел половину дорубающих створки татар, но теперь, уже чувствуя близкую добычу, ни один из них не отступил ни на шаг и даже головы не повернул. Подлетели ближе несколько всадников, кинули веревочные петли, зацепив воротины за верх. Двоих русские тут же сбили стрелами, но трое остальных рванули…
— Да! — в азарте подпрыгнул Алги-мурза. — Гумер, коня!
Створки с грохотом обвалились, подняв облако пыли. Нукеры, пешие и конные, кинулись вперед. Послышался новый грохот, поднялись новые тучи пыли, в которых оказалось вовсе ничего не разобрать. Грохнул пушечный выстрел с дальнего угла, свалив десяток коней и нескольких татар, потом снова выстрелила ближняя пушка, добавив дыма. От ворот доносился звон железа, выкрики, стоны.
— Да что же там такое?! — в нетерпении подпрыгивал мурза и крутил головой: — Гумер! Где тебя нечистый носит?!
Наконец пыль начала оседать, и в просветах чистого воздуха татарин стал различать образовавшийся на месте ворот каменный завал. Подняться на него верховому — только ноги коню ломать. Ногайцы спрыгивали с седел и пытались вскарабкаться наверх, на ходу отбиваясь от копий, которыми русские кололи сверху. Это еще полбеды. Имея даже такой лаз во вражескую твердыню, отважные нукеры все равно пробились бы внутрь и добились победы. Но с обеих угловых площадок им в бок били лучники, а еще…
Б-бах! — выстрел пушки смел с каменистой россыпи и тех, кто уже почти забрался наверх, готовясь ступить на стену крепости, и тех, кто еще только начинал карабкаться на завал.
Б-бах! — выстрел с другой площадки ударил по тем, кто еще только приближался к стене.
Ногайцы еще надеялись на успех и торопились вперед, но их радостный порыв уже начал заметно угасать. Алги-мурза понял, что, не срыв хоть одну из угловых площадок, войти в крепость ему не удастся. Это значило подводить таран к стене, выколачивать из нее несколько тех толстых дубовых кряжей, что местами выглядывают из-под земляной насыпи, потом подкапываться под нее, пока та не начнет проседать под ногами защитников. А это не воротину выбить, это работа долгая и нудная. На нее еще и не всякий нукер согласится. Если, вообще, согласится хоть один.
Штурм захлебнулся. Ногайцы отхлынули от крепости, оставив перед бывшими воротами закатившийся в пересохший ров таран и десятки темных тел. Русские тут же принялись швырять к поставленному на колеса срубу хворост и дрова. Потом выстрелили из пушки — одно из колес подломилось, со стены донеслись радостные крики. Вскоре от метко брошенного факела занялся и хворост.