Кундуз, Кундуз… Ой, недаром на фарси и пушту половина твоего имени созвучна слову жопа (куна, квана). Но это сущая неправда – имя городу дала старая пограничная крепость!
Из Ташкента подвезли пропагандистскую литературу и листовки. Просматривая четвертушки пожелтевшей газетной бумаги с подслеповатой печатью, Астманов забеспокоился: лидеры афганской контрреволюции, конечно, сволочи, как и все политики, но в листовках они изображались в обличье бесов христианского иконописного канона, а тексты содержали обвинения их во всех мыслимых грехах, среди которых педерастия выглядела самым невинным.
– Есть возражения. – Астманов выложил перед Рысковым образцы листовок. – Афганцы, конечно, любят новости, но брехни не любят. За лжесвидетельство у них сурово карают. И картинки у мусульман не в почете. Пророк не одобрял художеств…
– Это, брат, наверху решают, что раздавать и кому. Ты насчет брехни подробней. Есть возражения против текстов?
– Есть. По лидерам контрреволюции. Они здесь все мздоимцы, капиталисты, педерасты, садисты и прочая нечисть. А теперь кто есть кто: Хекматияр – политикой занимается десять лет. Троцкий! Экстремист, но то, что его в связях с ЦРУ обвиняют, – брехня! Он же один из столпов «Братьев-мусульман». Кто ему в Штатах деньги даст? Там другие источники – арабские. То же и Саяф. Теперь, Раббани, Гилани, Моджадедди, Мухаммади – они известные религиозные деятели, богословы, улемы. Их слово – закон для верующих. А мы их в грехах обвиняем? Сами-то тушенку свиную едим, курим, водку пьем среди бела дня, а ведь Рамазан идет – Великий пост. Выходит, не они, а мы трясем столпы веры.
– Видел я твоих правоверных, не далее как вчера. Водку жрут вместе с нами и не хуже нас, и салом закусывают. Опять же, кто нашим бойцам продает шароб, анашу, ханку? А кто в этот святой Рамазан фугасы на дорогах ставит да колонны жжет? И насчет картинок ты меня не смущай. Сколько у них порнухи в дуканах. Да за такие журнальчики, карты, презервативы, фильмы – в Союзе статья светит… И что, бачабозы – это наше изобретение? Давай лучше по обстановке. Что там может ожидать?
Сраженный обратной стороной истины, Астманов покорно достал из полевой сумки сложенную в гармошку карту-двухсотку. Рысков минуты три рассматривал пометки на маршруте, а затем тоном, не предвещающим ничего хорошего, спросил:
– Алексей, что это за «А», «Б» и «Г» рядом с населенными пунктами и вот эти красные черточки? Что-то новое в топографии?
– Анатолий Егорович, – убедительным тоном начал Астманов. – Красные черточки – это куда соваться на технике не стоит. Там, информация надежная, мины.
– По твоим данным, нам с дороги не сойти. Так? А буквы?
– Ну, «А» – это наша артиллерия осколочно-фугасными кишлачок раздолбала. «Б» – это бомбами и «нурсами» накрыли, бомбоштурмовой удар, «бэшэу» то есть. А «Г» – это где «зеленые» при нашей поддержке кишлачки чистили, ну грабили, конечно. Реализация разведданных… В этих местах кого агитировать? Сплошные моджахеды там, после наших визитов. Душмане, одно слово, товарищ полковник.
– Я тебе покажу, душмане-моджахеды. По твоим сказкам-раскраскам, нам никуда соваться нельзя. Все. Карту твою я не видел, понятно? Не смущай народ. Забираю навсегда. С утра быть в готовности к выезду.
– Анатолий Егорович, они там еще друг с другом насмерть бьются и в свои зоны никого из властей не пускают. Так и советовали: сами, мол, приезжайте, а хадовцев, царандоевцев – не берите.
Рысков грохнул крепким волосатым кулаком по столу:
– Хватит издеваться! Мы обязаны брать с собой представителей власти. Пусть учатся в народ ходить. Это их революция, в конце концов! Конечно, опасно, поэтому и название – боевой агитотряд. И спрячь эту свою улыбку идиотскую – я тебя прошу.
Астманов вскинул руку к виску и, прищелкнув каблуками добрых «духовских» ботинок, строевым шагом удалился из кабинета. За дверью он просто расплылся в улыбке – великая вещь взаимное чувствование. А на службе армейской, если начальник к тебе неравнодушен и ты понимаешь степень его ответственности, – это великое дело. Вот за фанерной стенкой в штабном коридоре слышен рев и упования на мать и другие близкородственные отношения, вот, кажется, сейчас из кабинета командира вынесут бездыханное тело… Но появляется распаренный лейтенант, слегка встряхивается и гордо оповещает: «Ну и поимел меня батя. Ну и врезал…» Гордо говорит. Это нужно понимать. Любовь к командиру – великая сила.
Едва Астманов вышел, Рысков вновь развернул карту. Ничего нового этот в общем-то симпатичный ему старший лейтенант не сказал. Да, кругом мины, да, в зоне работы – сплошные развалины. Более того: часть самооборонцев – люди пришлые, занявшие дома беженцев. Но вот что делают под Ханабадом боевые группы Халеса? Интересно. Информация не проходила раньше. Традиционно здесь партизанили сторонники Хекматияра, Раббани…
Юнус Халес – лидер созданной им же Исламской партии Афганистана. Из всей «пешаварской семерки» – один, принимающий личное участие в боевых действиях. Его группы целенаправленно уничтожают кабульских функционеров НДПА. Рысков задумался: «Не хотят видеть представителей власти? А что они скажут, увидев с нами члена ЦК НДПА? Товарища-рафика Андаки? Да, заморочил ты мне голову, корреспондент».
А возмутитель спокойствия тем временем затаривался югославскими леденцами в «чекушке» – магазине Военторга. Афганцы, хоть и перед смертью, чай пригласят пить. Неудобно с пустыми руками. Да и легче отвязаться от вездесущих бачат, сунув им по конфетке.
Улещивая пухлую продавщицу – та не хотела давать больше десяти пакетиков леденцов в одни руки, – Астманов поймал себя на мысли, что не может оторвать глаз от военторговской дивы, от белой полоски между ее тугими джинсами и майкой, под которой, явно без лифчика, крепко стояли груди. Так, приехали… А что ж не приехать? Два месяца воздержания во имя интернационального долга даром не прошли! Астманов вздохнул: в Военторге не подступишься – закормленные, задаренные. Его судорожное движение было понято девицей как крайнее огорчение, и она язвительно спросила:
– Зачем вам столько? Небось внизу, в дуканы сдавать? Нам запрещено.
Крыть Астманову было нечем, объясняться не хотелось, и он, забрав конфеты и корявую пачку таблеток «Алка зельтцер» в нагрузку, покинул магазин. Ладно, прочее купят бойцы – на них приказ не распространяется.
Похмельные таблетки он выбросил в вонючий арычок, текущий от офицерского умывальника к парку боевой техники гвардейского полка. Синяя коробка раздулась и зашипела, выгоняя белесую пену. Как эти таблетки попали в Военторг – загадка. Возможно, кто-то вообразил, что они заменят газированную минеральную воду. Но вот беда: товар оказался капризным – наглотается воды и разбухает, покрываясь кристаллами соды. Его давали в довесок к дефициту и за легкое нарушение приказа – сколько чего в одни руки продавать.
Визитом к Рыскову Астманов остался доволен. Он был уверен, что этот умный и волевой человек сделает все, чтобы к Красному Знамени не добавилась еще одна капля солдатской крови за счет бездумного исполнения партийно-политических бредней. Заронил сомнение – и хватит. А если бы не Рысков командовал «экспедицией», пошел бы с отрядом? На этот вопрос Астманов ответить не мог. И врать самому себе не хотелось. А вот карту было жалко. Придется кроить другую. Сам виноват – пересолил, называется.