Сложнее всего было общаться с кадровыми офицерами – эти повидали всякой власти от Дауда до Махмуда, но не забывали, как шурави предали Наджиба. Неприятно, конечно, когда афганец уличает «папашу СССР» в вероломстве… Но это лирика. А вот информация с точек, указанных Агеевым, сначала казалась невероятной!
В Кундузе, где талибы якобы сосредоточили около двадцати тысяч бойцов, таковых оказалось в десять раз меньше. Еще в августе, по данным осведомителей, танки, самоходки и бронетранспортеры ушли в сторону Мазари-Шарифа. В Калай-заль, Сахсакуле у Моулави Мухви и Насрулло – не полторы тясячи штыков, а нет и ста человек. В Имамсахибе, Дашти-Арчи, Шахраване, Ходжагаре – та же история. Агееву подсунули сведения о численности талибов «в квадрате». Мудрый народ афганские таджики! На глазах у немногочисленных на севере талибов ощетинилась и напряглась 201-я дивизия. И только ждала, чтобы хоть один снаряд залетел с той стороны. А чей – неважно!
Загнанной в угол двадцатитысячной группировке Северного альянса в провинции Тахар противостояло не более трех тысяч талибов. И они были готовы в любой момент удариться в бега, судя по тому, что ночевали в полевых лагерях, постоянно меняли места дислокации. Как будто ждали грома с небес. И везде одни и те же данные: в августе талибы отвели броню и артиллерию на юг. Становилось ясно: «Талибан» в атаку не пойдет. Не те силы. Альянс не рвется в бой – вот это интересней. Они тоже чего-то ждут. Опять политика… Может быть, пригодится для понимания ситуации то, что крутятся в ставке индийцы, иранцы, «офицеры связи» «амрикос», турки. Даже арабы гуляют по Ходжа-Багаутдину. Парочку видел Астманов. С телекамерой не расстаются. Поговорить бы, спросить, как это «Аль Джазиру» до сих пор не закрыли? Но больно неприветливые ребята: легкий кивок, руку прижмут к груди и проходят мимо дальше информацию собирать.
Сведения о численности и вооружении талибов на линии фронта по реке Кокча и в провинциях Кундуз и Талукан Астманов без труда собрал в лагерях беженцев «Турпи», «Караул» и «Араб-Кокуль» (тем врать было незачем, быстрей бы домой вернуться).
Вечером 9 сентября, подъезжая к Душанбе, Астманов свернул на полигон 201-й дивизии «Ляур». Здесь, у старых знакомых, попарился в баньке, заказал необходимую экипировку. Свои ребята, «афганцы» первого призыва, не спрашивают лишнего, да и Астманов не интересовался, чем на самом деле живут эти «стреляющие» предгорья, видевшие пот и кровь до и после Афгана.
На рассвете 10 сентября «уазик» с грозным «орленым» пропуском на лобовом стекле подкатил к воротам узла связи. Водитель, разминаясь, подошел к калитке, нажал кнопку переговорного устройства: «Передайте Агееву, друг приехал… Я?.. Слышь, земеля, твое дело доложить…» Препирательства со стороны патрульного встревожили Астманова, расположившегося в глубине машины. Но особых поводов для беспокойства не было: ранний час, улицы пусты, если что, так заметил бы… Нужно выяснить. Через минут пять вместо Агеева вышел Акчурин. Астманов почувствовал недоброе.
Отъехали недалеко, к памятнику Дзержинскому у бывшего республиканского КГБ. Никаких символов! На перекрестке был отличный обзор. Астманов, опустив глаза, выслушал случившееся с Агеевым.
– К нему можно? Или…
– Или… Тебе нельзя. И вообще ты можешь пропасть на три дня, чтобы нас не дергали? А когда исчезнешь окончательно, убедить в этом свои «хвосты» из Москвы?
– Почему на три? Он сказал про вертолет?
– Сказал… Карганов взялся тебя переправить. Тринадцатого в семь часов у него.
– И куда, тоже сказал?
– А вот этого мне знать не надо. Лучше отдай то, что для Агеева собрал. Сергей не скоро поднимется. Да и потом обещают проблемы с почками.
– Тут… для Агеева… И остальное тоже пригодится. – Астманов протянул плотный узкий конверт, и в этот момент в нагрудном кармане куртки собеседника заверещал сотовый телефон.
– Слушаю… – Акчурин напрягся. – Уточняйте. Да или нет… Кто? Арабы? Какое телевидение? Они шли через Душанбе?.. Точно, нет… Разбудите, черт возьми! Держите в курсе. Я сейчас буду.
– Ни сна, ни отдыха измученной душе, – сочувственно пошутил Астманов и натолкнулся на изучающий взгляд полковника.
– Давай чуть отойдем, покурим… Скажи, ты Масуда видел? Когда? Где?
– Три дня назад в Файзабаде. Да его и здесь можно увидеть, не прячется, с прессой работает.
– Арабы были в Ходже? Вспомни?
– Была парочка. Телевизионщики. Камера приличная. Из Эмиратов? Не знаю. Народ неразговорчивый, правоверные!
– Отработал Ахмадшо с прессой. Вчера во время интервью эти арабы его рванули. Жив или нет, никто не может сказать. Знаю только, что вечером вертолетом сюда перебросили. Куда? В нашем госпитале его нет, точно.
Астманов протянул руку к телефону:
– Я сейчас попытаюсь выяснить. Только отойду? Этот источник с нами дела иметь не хочет… Яда? Сабат хиерар. Хикки… Лап хсан…
Разговор шел на одном из горских языков, совершенно незнакомых Акчурину, но интонации Астманова в прощальной фразе ничего хорошего не сулили.
– Что? Ахмадшо здесь? Жив?
– Живее всех живых, – Астманов удалил из памяти телефона набранный номер, – больше он ничего не скажет.
– Серьезная заявка. А в посольстве на хорошем уровне клянутся, что жив.
– Будет жить ровно столько, сколько им понадобится, чтобы портфели поделить. Теперь колесо закрутится. Только в этой повозке нам места нет. Поехали? В контору?
– Да. Сейчас начнется утро в деревне. Беда одна не приходит. Кстати, ты ведь Хамзату звонил? Обижается?
– Нет. Думаю, боится. Он знаешь как сказал: у вас Дзержинский в канаве валяется, а у нас все государство на его внуках держится.
На этом неприятная тема закончилась. Астманов разлегся на заднем сиденье, Акчурин же, вылезая у бронированных ворот, не оборачиваясь перебросил Астманову плоскую коробочку с сигариллами:
– Это на дорожку. От Сергея. Удачи… Касед.
Хлестнула волна по нервам: знает! Докопался, черт восточный. Ну, конечно, с его-то связями и опытом… И ничего Астманов у Агеева не просил. Известно, какой «крем» в этой коробке…
* * *
Верхушка Северного альянса, вопреки предписаниям ислама в отношении усопших, хранила втайне смерть Ахмадшаха Масуда до исхода 14 сентября, уверяя публично, что главком северян жив, отдает приказания и вот-вот приступит к своим обязанностям в полном объеме.
11 сентября 2001 года «Боинги» врезались в здания Всемирного торгового центра в Нью-Йорке.
Вечером 7 октября 2001 года на талибов обрушилась «Неукротимая свобода».
Бомбежке подверглись аэропорты и некоторые районы городов Кабул, Кандагар, Джелалабад, Хост, Кундуз, окрестности городов Герат и Мазари-Шариф. Интенсивные бомбово-штурмовые удары продолжались до четырех часов утра 8 октября, в результате чего погибло около двадцати человек в городах Кабул и Кандагар. Злые языки поговаривали, что в основном это были мирные люди. Да разве тут сыщешь правду? Возможно, имелось в виду – спящие?