Астманов принял ваджру в раскрытую ладонь.
– Только, Леша, если и у тебя тоже осечка, реликвию отдай, как договаривались, – напомнил Самко.
– А вы уговор соблюдали? – Астманов повел ваджрой в сторону вертолета.
– Леша, отпусти ты их. Скажи этим апостолам. Мне жизни потом не будет. Да и теперь едва ли отверчусь, – обреченно сказал Самко.
– Ныне отпущаеши… – Астманов поднял дорджи над головой и, мысленно представив огненное кольцо, опоясывающее «восьмерку», сжал черный коловрат, будто рукоять ножа перед ударом. Фиолетовые змеи заплясали вокруг винтокрылой машины, плавя и тут же испаряя камень.
– Довольно, Касед. Или они тронутся рассудком, – услышал Астманов голос Учителя и опустил палицу богов.
– Ну, Яша. Осечки не было. Иди к своим. Теперь уж точно не встретимся. А что это ты прячешь, брат афганский?
Самко остался верен «школе»: ухитрился снять происходившее на видеокамеру, встроенную в сотовый телефон.
– Сеид-ака, на этом брифинге разрешается съемка?
– Если видел и не помнишь – поможет ли тень памяти? Пусть идет своим путем. А ты следуй за нами.
Астманов в последний раз глянул на вертолет, на сгорбленную спину Папаясса и зашагал в направлении каменного лабиринта…
В середине сентября Департамент туризма Правительства Пакистана выдал разрешение на посещение Северо-Западной пограничной провинции и проведение частных этнографических исследований гражданину Белоруссии Алексею Агранову. Господин Агранов сразу завоевал расположение чиновника знанием языка урду и особенностей поведения в Читрале. К тому же иностранец имел солидную рекомендацию от управляющего крупным столичным банком, известного любителя древностей. Примерный маршрут ученый обозначил так: посещение Калаша-деш в Нижнем Читрале, далее работа в Чарсада – столице Древней Гандхары. Срок пребывания, согласно визе, – шесть месяцев. Чиновник был весьма образованным человеком, иных в Департаменте туризма не держат (это – особый департамент!), и посоветовал господину Агранову не очень-то верить в россказни горцев о гигантских ледяных червях, снежных людях, могущественных пирах и шаманах, перед которыми расступаются скалы.
– Вы говорите о божественном Нанга-и-дхаре? – оживился посетитель.
– И о нем тоже. Подумайте, «калаши» верят, что этот монах прожил несколько столетий!
– Увы, мой дорогой, мне кажется, что великий Нанга-и-дхар жив и по сей день. У меня есть любопытные сообщения на этот счет.
Озадаченный чиновник уставился на странного представителя малоизвестной, но все же западной цивилизации, верящего в такие пустяки, но оправдание нашел: славянский этнограф смотрел на него невинными серо-голубыми глазами горцев, природных жителей высокогорного Читрала. Если люди с такими глазами верят, что у Создателя родился сын от земной женщины при живом муже, то что говорить о каком-то старом шамане!
В домике у Черного камня Таня-гречанка поселила своего двоюродного братца – тихого алкоголика. Посетители с красными книжками и «пушками», просеивающие песок на месте сгоревшего сарая, его не раздражают, тем более что на угощение не скупятся. Гитара и зеленая тетрадь – все, что взяла с собой Татьяна. Ежемесячно, согласно пометкам, она производит простейшие операции по переводу энных сумм и сама начисляет себе за эту бухгалтерию установленную зарплату. Номера счетов зашифрованы среди сущей белиберды какого-то Учителя:
– 1–1. Сандалиям Пророка место на голове грешника. 2–4. Богоизбранные народы – капризные младенцы, мешающие Отцу заниматься делом. 1–3. В молодости человек похож на обезьяну, а в старости более того. 9–8. Неоспоримая истина опасней лжи. 1–3. Если способность к учению – дар Божий, откуда берутся ученики дьявола? 2–8. Опасность в очевидном и преходящем. 1–1. Мягким мясом легко подавиться. 2–9. Разум – тень духа. 5–6. Легко сохранить то, чем не владеешь. 3–1.Чудеса – отрада убогих. 8–1. Боль – молитва здоровья. 4–2. Жадность – род бессилия. 8–3.Чувства – начало всех бед. 6–1. Страсть – отравленный источник в пустыне. 5–1. Трудно не стать богом. 2–1. Совершенство – признак упадка, гармония – песня смерти. 7–5. Два понятия ложны: срамная часть тела и несостоявшаяся судьба. 2–1. Мудрость и знание – даже не родственники! 6–3. Забвение – обратная сторона истины. 4–3. Путь к святыне – часть ее самой, путь к знанию – более того. 8–6. Известный человеку Бог рожден его трудами. 6–3. Борьба с судьбой – доказательство ее наличия. 7–3. В мире сущностей ни зла, ни добра, кому нужен такой мир? 2–1. И лжеучитель – учитель. 3–7. Старому злу, как старому вину, – особая цена. 3–1. Дьявол не сукин сын, ибо он сотворен Богом. 8–0. Суждение – отец деяния. 9–0. «Хочу», «не хочу» – какая, в сущности, разница? 3–2. Все знают о сестре таланта, но кто помнит мать его? 6–5. Бог обязательно подаст. 8–3. Слабый дух осилит крепкое тело.
Татьяне ключ к шифру известен, как и то, кому отправляются и до какого срока переводить условленные суммы.
Еще малахитовые обложки хранят несколько стихотворений, которые Татьяне не нравятся.
* * *
От Кабула до Термеза – сутки.
От призыва до протеза – год.
Все здоровые солдаты любят шутки.
Искалеченные, те – наоборот.
Ты промолви: «Вот и кончилась война».
Разотри слезу по пыльному виску.
Ах, как блещут на бушлатах ордена,
В ресторанах водка – по четвертаку.
Не мешайте командарму одному
Молча мост переходить через Аму…
Он последний, все припомнится ему…
Катит воды мутно-красная Аму.
* * *
Положить не умевших креста,
От рожденья не ведавших храма,
Кто забросил нас в эти места,
Кто желал нашей смерти упрямо?
Пусть посмеивался замполит мой,
Что надежнее бронежилет,
Но листочек с охранной молитвой
Прятал я в комсомольский билет…
Промедолом да сладкою ложью
Утешали увечных врачи…
Заступись Ты за нас, Матерь Божья,
У небесных ворот постучи.
* * *
Война. Таджикистан в огне.
Последний хрен без соли съели.
А на афганской стороне
Играет мальчик на свирели.
Когда же отрок подрастет
И гордость в голову ударит, —
Ему отец гранатомет
На день рождения подарит.
И мальчик сядет на горе,
Врагам отечества на горе!
И очень будет рад дыре
В российском бронетранспортере.
Он будет вождь народных масс,
Неверных он повергнет в трепет…
Но русский снайпер между глаз
Ему однажды пулю влепит.
Татьяна не сомневается – это стихи Астманова. Его манера, события его судьбы. Но все равно, странно. Он, бывало, сочинял лучше. Вот когда пришел после армии к ней, еще незамужней, на день рождения, как хорошо читал: «Туман, туман и горький запах дыма. Опять, опять сухие листья жгут. Обман, обман – не все проходит мимо: все ждут любви, не все любимых ждут». Да он и тогда уже был не от мира сего…