— Ваши слова, что на исследование только одной генной решетки какой-то определенной национальности требуется около трех лет. Их это сильно взволновало. Они не полные дураки, хотя к умным разведчикам я их отнести тоже не могу. Умный разведчик знает, что большинство провалов агентуры происходит при осуществлении связи. А они вообще начали работать открытым текстом. Должно быть, не считали, что их тоже могут прослушивать и что мы сумеем так быстро среагировать. Да и не среагировали бы, если бы не Девятое управление со своими проверками. А случайность эти парни со счетов сбросили…
— Я не понял, что они выясняли?
— Я же говорю, они не полные дураки и понимают, что, если потребуют от вас сбросить завтра атомную бомбу на Ереван, вы это сделать не сможете. Даже если всю вашу родню возьмут в заложники. Есть объективные сроки.
— И что они узнали?
— Они узнали, что вся их акция — бесполезна и вы никак не сумеете им помочь.
— Но что-то они предпринимать будут? Как они развяжутся с этой ситуацией с похищением Васи?
— Я не умею читать их мысли, поэтому не знаю.
На столе зазвонила космическая мелодия. Трубка смартфона приглашала профессора ответить. Он посмотрел на монитор — высветилась фотография дочери.
— Да, Варвара, я слушаю… — Владимир Иванович был готов принять бой. Он знал, что дочь, если доведет себя до истерики, становится неуправляемой.
Но она сказала совершенно спокойно:
— Отбой, папа…
— Что?
— Отбой тревоги. Вася вернулся. Пять минут назад пришел. И не один…
— Его привели?
— Он сам привел. Громадного одноглазого пса, с которым, как говорит, подружился. Пес рыкает и на меня, и на отца, а Васька доволен. Закрылся с собакой в своей комнате, только через дверь с нами разговаривает. Пса оставили охранять его.
— Как он привел этого пса? Это очень злой пес по кличке Шах. Кавказская овчарка…
— Васька говорит, пес очень добрый, и они подружились. Хозяин собаку бил, а Васька его гладил и подолгу с ним разговаривал. Говорит, тот умеет интонации голоса понимать. Видимо, они в самом деле нашли взаимопонимание, уважают друг друга. Он же такой у нас… Во дворе со всеми кошками и собаками разговаривает.
— Ладно. Не в этом главное. Дай-ка Ваське трубку…
— Он не выходит из комнаты. Не хочет своего Шаха одного оставлять. Говорит, тот обидится. Он собаке обещал.
— Тогда спроси его, ставили ли ему какой-то укол?
— Какой укол?
— Долго объяснять. Спроси, ставили укол?
— Подожди…
Варвара вернулась к трубке только через минуту. Профессор терпеливо ждал. Генерал хмуро и сонно прохаживался по комнате, слушая разговор профессора с дочерью.
— Да, папа, говорит, поставили в руку, — слегка удивленно сообщила Варвара. — Спрашивает, откуда дед про укол знает?
— Объясни ему, что есть такое животное, верблюд называется. Он и рассказал… А ты запомни — дверь никому не открывать. Наш с тобой разговор похитители прослушали. Сейчас слушают. Они могут вернуться за Васей. У твоего мужика есть ружье? Он же охотник?
— И ружье есть, и карабин.
— Пусть приготовит. И никого в квартиру не впускайте, пока я не приеду.
— Хорошо, папа. А что за укол? Это серьезно?
— Думаю, что серьезно. Точно пока не знаю. Все. Отбой тревоги.
И Владимир Иванович отключился от разговора, хотя не отключился от своего беспокойства. И даже более того, когда подтвердился факт укола, поставленного внуку, беспокойство возросло. Что-то следовало предпринимать, иначе жить Ваське осталось два месяца.
— Что будем делать, Константин Петрович?
— Спать ложитесь. Я сейчас свою машину вызову, поеду домой и тоже спать лягу. А у вас завтра важная встреча.
— Какой уж тут сон. К кому мне обратиться, чтобы Ваську исследовали? Полный молекулярный анализ крови взяли, еще какие-то анализы.
— Вы уверены, что это поможет?
— Но что-то делать в любом случае следует. Не сидеть же, сложа руки на животе.
— Мы сделаем. Я уже обговаривал эту ситуацию. Мы сделаем.
— А исследование, анализы…
— Вы работаете над своими вопросами по несколько лет. Неужели вы думаете, что все другие вопросы в три дня решаются? Анализы ничего не дадут. Сейчас существует множество препаратов и быстрого, и медленного убийства, и они практически не оставляют следов. Исследовать можно, но это ничего не даст. Нужен антидот.
— А как заставить их дать антидот?
— Только обменять.
— На генетическое оружие? — удивился профессор словам генерала.
— Вы с ума сошли, милейший. Обменять на Тахира. Разведчиков часто обменивают. Человека на человека, группу людей на группу людей. Почему же нельзя обменять человека на антидот? Я думаю, что можно. Те специалисты, с которыми я беседовал, тоже такого мнения. Можно! Я сейчас даю команду на задержание всей этой банды, а уже завтра будем прощупывать вариант с обменом азербайджанского разведчика на антидот для мальчика. Их разговоры у нас записаны. Жалко, нет первоначального разговора этих бандитов с вашей дочерью. Но улик все равно достаточно.
— Вот, — протянул профессор свою трубку. — Здесь записан мой разговор с Тахиром.
— Прекрасно. Мы перепишем, и завтра я верну вам смартфон. До завтра, Владимир Иванович. Завтра уже будет какая-то ясность с обменом. — Генерал направился к выходу, на ходу набирая на своей трубке какой-то номер: — Генерал Логинов. Ты так и стоишь у крайнего подъезда? Подъезжай к шестому. Я спускаюсь. Да. Я на ходу запрыгну. Да, теперь это не имеет значения.
Закрыв за генералом дверь, Владимир Иванович прошел в комнату и лег на диван, чтобы перевести дыхание и слегка успокоиться. Успокоился он сразу, как человек, всегда своими эмоциями управляющий. Но все же что-то сильно тревожило его, хотя профессор никак не мог понять, что именно. Конечно, судьба внука. Однако если будет антидот, то и волноваться не стоит. Но беспокойство не проходило.
Владимир Иванович встал, прошел на кухню, заварил себе двойную порцию кофе и выпил. Слегка заколотилось сердце. Но только после этого Груббер стал понимать, что беспокойство его как-то связано с рабочими процессами в лаборатории. И даже не с проверкой управления собственной безопасности ФСБ. Здесь было что-то другое. Проверка вообще, возможно, не коснется его самого, а уйдет в Дальневосточную экспедицию.
Ах да… Дальневосточная экспедиция. Она была рассчитана на три года, но профессор Лурье сумел за два года добиться результата. Теперь результат необходимо проверить, и Лурье готов к испытаниям. Но Олег Иннокентьевич ждет только одного — посылки от Владимира Ивановича. Ему нужны препараты по подавлению отдельных генов. Сам Груббер этими препаратами не занимался, но ими занимается профессор Отто Огервайзер и готов уже завтра дать Владимиру Ивановичу несколько формул. Герр Огервайзер вышел на эти препараты случайно, но потом сумел разработать целую группу. Он же генетик только отчасти, по основному своему профилю Огервайзер — микробиолог, и препараты подавления определенных генов создавать умеет.