— Сейчас-сейчас, добрый человек…
Последние слова заставили привратника на время забыть о подарке правителю и опустить глаза к земле.
— Сейчас-сейчас…
Сбышек не видел, как вскочивший на ноги дворянин шарахнулся от ворот в сторону, и они вместе с подошедшей к воротам дворянкой прижались спинами к холодной каменной стене. Женщина развернула сверток и не таясь стоящих поодаль мужчин протянула жалкому просителю короткий широкий меч и кинжал. В эти мгновения он выжидающе вглядывался в землю, но привычная серебряная монетка все никак не вкатывалась под ворота.
Анджей перевел взгляд на тяжелую серебряную кадильницу с курящимися из горлышка дымками, и тут у него возникло ощущение неладного…
— Д-дах! — от оглушительного взрыва створки ворот не распахнулись, а прыгнули вперед на несколько шагов, после чего остановились и, медленно теряя равновесие, завалились набок, с плеском уйдя в соленую воду.
Окружающие телегу мужчины принялись торопливо расхватывать пищали, не разбираясь, где чья, и ринулись вперед с оружием наперевес.
Но первым во двор замка, пробившись сквозь густую пелену белого дыма, ворвался Кузнецов. Он увидел заброшенные далеко в траву два безжизненных тела, выбегающих из караулки и останавливающихся в растерянности стражников и их командира — закованного в шлем, кирасу и железные наголенники, приклепанные к стальной юбке. Рыцарь тряс головой, словно надеялся вытряхнуть набившиеся под шлем опилки, однако при появлении Кузнецова выпрямился и обнажил палаш:
— Так это сотворил ты, беспамятный?
— Я, мой хороший, я это натворил, — кивнул фогтий. — Мне очень понравился этот замок и я собираюсь поселиться здесь жить. Хочешь служить у меня? Я стану платить хорошие деньги!
— Ты мерзкий, подлый тип! — взмахнул палашом начальник караула. — Обманщик, мелкий мошенник! Ты обманул доверие епископа, ты втерся к нему в доверие и воспользовался его добротой!
— Да, я сделал это! Но так поступали многие и до меня!
— Чужая подлость не может служить оправданием для новых подлостей…
— Вот дурак, — не выдержал Кузнецов. Сам он нес всю эту ересь, чтобы протянуть время и дождаться своих друзей. Но какого хрена занимается трепотней начальник караула? — Иди сюда, кретин, и сразись со мной!
— Еще чего, — и впервые за последнюю минуту эзельский рыцарь произнес правильные слова: — Убейте его!
Стражники наконец-то обрели смысл жизни и, опустив копья, двинулись на Виктора — но из клубов дыма за его спиной уже появлялись один за другим одноклубники «Ливонского креста». Первым упал на колено Игорь Берч, нажимая на спуск — его пищаль с грохотом выплюнула облако дыма, и трое стражников, уронив копья, слетели с ног. Следом появился, как призрак из преисподней, широкоплечий Комов, потом Чижиков, Костырев, Моргунов. Выстрелы слились в непрерывный рокот, и два десятка караульных полегли, так и не успев поразить никого из нападавших.
— Сдавайся, — предложил рыцарю Кузнецов.
— А-а-а! — тот вскинул над головой палаш и ринулся вперед.
Фогтий принял удар на кинжал, отвел его в сторону и со всей силы выбросил вперед меч. Толстый широкий клинок без труда пробил миллиметровую жесть кирасы и вошел в грудь не справившегося со своими обязанностями начальника караула на глубину нескольких пальцев. Бедолага выпучил глаза, изо рта хлынула кровь, но нападающим было сейчас не до нежностей.
— Вон дверь к епископу! — указал через двор Кузнецов, качнул меч из стороны в сторону и выдернул из вражеской кирасы. Рыцарь упал, а Витя побежал следом за своими одноклубниками.
Караульный наверху услышал оглушительный грохот, от которого содрогнулось все тело древнего замка, увидел как кинулись к воротам быстро расхватавшие с телеги оружие дворяне, заметался из стороны в сторону:
— Тревога! Тревога! Мост, поднимайте мост!
Далеко внизу мальчишка начал было разворачивать телегу, но подбежавшая дама схватила его за ухо и заставила пойти в сторону ворот, ведя за уздцы лошадь. Со стороны двора доносился непонятный грохот, но выглянуть туда караульные не мог: неширокая галерея для стражников в эзельском замке была проложена только вдоль зубцов внешней стороны — от двора эту галерею отделяла островерхая кровля. Что делать в получившейся ситуации стражник не знал: ему вменялось в обязанность дежурить наверху, наблюдая за окрестными землями, и только. Уйдешь — обвинят в дезертирстве, выпорют и лишат даже того крохотного содержания, что выплачивается простой страже.
Наконец послышался знакомый скрежет — внизу поднимали мост. Значит, помощь нападающим уже не подойдет. На душе стало немного легче. И тут из темного проема лестницы появился незнакомый дворянин. В руках он держал мушкетон — похожими пользовались ландскнехты во время прошлогоднего польского похода. Правда, у этого мушкетона на конце ствола поблескивало острие, а приклад казался заметно короче.
— Сдавайся, — предложил караульный, обнажая палаш.
— Чего? — не понял чужак.
— Сдавайся…
Дворянин сперва просто улыбнулся, а потом не выдержал, и в голос захохотал. Стражник ринулся вперед, рубя его из-за головы, но чужак резко вскинул мушкетон, подставляя под удар толстый ствол, резко им повернул, черканув кончиком наствольного острия караульному по лицу, а когда тот, вскрикнув от боли, попятился, резко выбросил оружие вперед, насаживая защитника на острие.
Караульный не почувствовал боли — только внезапную слабость. А Серега Костырев, выдернув штык, завершил классический прием сильным ударом приклада в челюсть — и бедолага, даже не вскрикнув, перелетел через зубцы, исчезнув где-то внизу.
— Чисто, — удовлетворенно кивнул он, и устремился назад, вниз по лестнице.
Одноклубники со всех ног мчали по длинным коридорам, заскакивали в комнаты, проносились по лестницам. Встреченные слуги и служанки, завидев их, роняли что было в руках и падали на колени, высоко вскидывая руки с пустыми ладонями. Некоторые стражники поступали точно так же, и тогда у них просто отбирали оружие, и гнали перед собой, иногда пытались сопротивляться — но долгая мирная жизнь отучила их от жестокой ярости. К тому же на своих постах они неизменно оказывались в одиночку против двух-трех врагов, и быстро гибли — воины «Ливонского креста» не имели времени на душещипательные разговоры и предложения сдаться без кровопролития.
В итоге единственной неприятностью оказалась стычка возле механизмов подъема моста — здесь трое вооруженных пиками стражников пытались не подпустить нападающих к вороту и даже накололи Лешу Комова в грудь. Не насмерть, но крови он потерял изрядно. А стражников после этого просто расстреляли двумя залпами из пищалей.
Епископ тоже оказался убит — причем все одноклубники утверждали, что они к этому непричастны.
— Ну и хрен с ним, — махнул рукой Кузнецов, перешагивая через окровавленное тело и подступая к камину, на полке которого стояли рядком серебряные кубок, ваза и кувшин персидской работы. Усмехнулся: