— У вас превосходная память, рейхсфюрер [87] .
— Вы правы. На моей должности она необходима. — Гиммлер выпустил руку генерала и подошел к письменному столу, заваленному бумагами, папками и подносами с документами. — Как видите, умственных упражнений у меня хватает! Работа накапливается день за днем. И это положение не меняется с тех пор, как я стал министром внутренних дел… Мы окружены врагами и предателями! Врагами и предателями! Что скажете об этом?
Он протянул фон Хольтицу документ, тот спокойно взял его и прочел, не выказывая никаких чувств.
«Именем немецкого народа фрау Эльфриде Шольц, урожденной Ремарк, предъявлены следующие обвинения:
Она в течение нескольких месяцев держится пораженческих взглядов, требовала смещения фюрера, заявляла, что наши солдаты уже представляют собой просто-напросто пушечное мясо и т.д. Вела фанатичную пропагандистскую кампанию против Третьего рейха. Разоблачила ее домовладелица, сообщив, что фрау Шольц никогда не верила в окончательную победу и часто говорила об этом. Утверждают, что фрау Шольц находилась под сильным влиянием известного романа «На Западном фронте без перемен», автором которого является ее брат, Эрих Мария Ремарк. Это вряд ли можно счесть смягчающим обстоятельством, поскольку обвиняемая, по собственному признанию, не виделась с братом в течение тринадцати лет».
Генерал фон Хольтиц молча, даже безо всякой мимики, вернул документ рейхсфюреру. Гиммлер злобно бросил его на стол.
— Смерть едва ли не слишком мягкое наказание для таких людей!
Рейхсфюрер начал рыться в бумагах, чтобы показать генералу еще один пример, но взгляд его привлек документ с грифом «совершенно секретно», он поднял его и, хмурясь, просмотрел. То был подробный список часов, браслетов, авторучек, очков, колец, хронометров и т.д., «собранных» в концлагерях. Гиммлер откашлялся, старательно сложил документ вдвое и спрятал от любопытных глаз. Этими сведениями он не хотел делиться с фон Хольтицем, несмотря на его быстрый взлет от оберстлейтенанта до генерал-майора.
— Генерал, — неожиданно повернулся он к нему, — как фюрер уже говорил вам в Вольфшанце [88] , он хочет, чтобы Париж был стерт с лица земли. Я пригласил вас сюда, чтобы спросить, почему это приказание до сих пор не выполнено… Мои агенты доносят, что жизнь в Париже идет обычным ходом, если не считать нескольких небольших — назовем их эпизодами — устроенных так называемым движением Сопротивления.
Фон Хольтиц едва заметно пожал плечами.
— Рейхсфюрер, у меня недостаточно и войск, и вооружения. Тяжелая артиллерия так и не прибыла, никто даже не знает, где она… Мало того, я не получил обещанных новых частей.
— Вы получите все, что вам нужно, — с важным видом сказал Гиммлер. — В настоящее время я занимаюсь воссозданием двух расформированных полков, вооруженных реактивными установками. «Тор» и «Гамма» [89] уже в пути; кроме того, я приказал Моделю отправить вам танковый полк особого назначения — это крепкие орешки, уверяю вас! Они выполнят все, что захотите, отправятся, куда скажете… Я полностью полагаюсь на вас, Хольтиц, сказать то же самое я мог бы очень немногим офицерам. Надеюсь вскоре увидеть вас в мундире обергруппенфюрера СС.
В тот вечер за ужином фон Хольтиц сидел справа от Гиммлера. Превосходная серебряная посуда прибыла прямо от румынского двора, но еда была довольно простой, и лица собравшихся офицеров красноречиво говорили, что они о ней думают. Гиммлер сам решал, кому подать добавки. Рослый кавалерийский генерал, получивший всего одну скудную порцию, пробормотал сожаление, что его оторвали от яств своего стола ради несомненной чести, но сомнительного удовольствия быть гостем Гиммлера. Один майор достал из кармана сигару и любовно поднес к носу, но резкий, испуганный взгляд хозяина заставил его тут же ее убрать. Гиммлер терпеть не мог табачного дыма. Кофе (эрзатц) подали в соседней комнате. Всем по одной чашке, и лишь привилегированные персоны имели право на рюмку коньяка. Когда все поднялись из-за стола, рейхсфюрер знаком показал, что хочет поговорить с генералом, которому было поручено вести борьбу с подпольем в Югославии.
— Оберфюрер Штраух, насколько я понимаю, вы недавно предоставили отсрочку приведения в исполнение смертного приговора группе участников Сопротивления. Это происходит уже второй раз с тех пор, как вы получили свою должность. Это вторичное проявление неоправданной слабости… В чем дело?
— Рейхсфюрер, эта группа состояла из шести женщин и двух двенадцатилетних мальчишек…
— Мой дорогой Штраух, у меня перехватило дыхание! Шесть женщин и двое мальчишек! Разве женщины и дети не способны устраивать диверсии точно так же, как взрослые мужчины? Особенно если знают, что это, скорее всего, сойдет им с рук? Избавьтесь от этой нелепой чувствительности! Мне все равно, кто совершает диверсии — мужчины, женщины или дети, монахини, священники или младенцы. Если они смеют поднять хотя бы палец против нас, сворачивайте им шею! Понятно?
Наступила пауза.
— Сколько у вас арестованных в Белграде? — неожиданно спросил Гиммлер.
Несчастный Штраух опустил взгляд.
— Две тысячи девятьсот, рейхсфюрер.
— Вас неверно информировали, — сухо сказал Гиммлер. — Кажется, я знаю о ваших делах больше, чем вы… В Белграде находится под арестом ровно три тысячи двести восемнадцать человек. Ваши суды разбирают всего пятьдесят дел в день. Этого мало. Нужно по крайней мере удвоить это количество.
Штраух открыл рот, чтобы возразить, но Гиммлер не позволил ему.
— Если у вас не хватает судей, наберите еще! При необходимости — прямо с улиц… Им не нужно никакого образования, черт возьми! Имейте в виду, мой дорогой Штраух, что определенная суровость необходима, дабы выиграть войну. И мы ее выиграем, не сомневайтесь. Но сейчас находится под угрозой само наше существование. Союзники не знают пощады и не делают из этого секрета. На будущее, когда у вас возникнет соблазн быть сентиментальным по отношению к женщинам и детям, имейте это в виду.
Потом, когда Гиммлер и фон Хольтиц вернулись в большую комнату для совещаний, вошел дежурный офицер с подробной картой Парижа и разложил ее на столе перед ними. Оба склонились над ней.
— Мои специалисты говорят, — заговорил Гиммлер, — что город можно парализовать, взорвав все мосты. Нам попалось в руки старое донесение о складах боеприпасов, про которые все спокойно забыли. Мы нашли несколько, и они определенно нам пригодятся, но первым делом необходимо покончить с движением Сопротивления… Необходимо, понимаете? После евреев наши злейшие враги — французы. Уже в течение столетий.