Возле Сакманки нас окликнул русский сержант. Большой грузовик, в котором, кроме него, никого не было, застрял в грязи. Когда машина с нашей помощью выехала, я застрелил сержанта и надел его форму. Даже не думая, что делаю. Так было нужно. Мы спрятали труп под кустами, и я повел грузовик, те двое сидели в кузове. В кабине я обнаружил автомат и несколько гранат. Я вовсю жал на акселератор, и мы проехали около двухсот километров, потом у нас кончился бензин. Пришлось бросить машину и идти пешком. Автомат я взял с собой. Мы приближались к центру циклона.
На другой день мы услышали орудийную стрельбу. Странно было слышать ее снова. Когда стемнело, горизонт стал кроваво-красным. В разрушенном Еланске [37] мы спрятались в развалинах, но там, километрах в пяти от фронта, спали плохо: канонада была оглушительной, мы давно не слышали ее и отвыкли спать в таком шуме. Когда наступила ночь, мы с натянутыми до предела нервами отправились к траншеям.
Снаряды с воем проносились над нашими головами, падали с глухим стуком, рвались с жутким грохотом, вздымая в воздух камни и комья земли. Через несколько часов мы добрались до русских траншей, где нашли нору, в которой спрятались. Там мы лежали, наблюдая за одинокой парой с крупнокалиберным пулеметом. Улучив момент, бросились на них и пробили им головы; потом перемахнули через бруствер траншеи и беспорядочно побежали к другой стороне. Посреди ничейной земли пришлось спрятаться в снарядную воронку: наше внезапное появление вызвало ожесточенную стрельбу с обеих сторон из оружия всех калибров, в небо полетели ракеты. Прошло много времени прежде, чем стрельба утихла настолько, что мы отважились вылезти из воронки и сделать последний рывок к немецким позициям. Мы были уже почти там, когда немецкий пулеметчик выпустил очередь, и Юргенс с криком упал головой вперед. Он был мертв, мы восприняли это с облегчением, потому что его не нужно было тащить. Бартрам и я побежали дальше, крича: «Nicht schiessen! Wir sind deutsche Soldaten!» [38] .
Дрожащие, запыхавшиеся, мы свалились в траншею, и нас обоих тут же отвели к командиру роты. Задав несколько вопросов, он отправил нас в полковой штаб, там мы получили еду и место для сна.
…а потом у него хватило глупости разоткровенничаться с медсестрой, не умевшей держать язык за зубами. Догадаться о дальнейшем легко. Однажды на утренней перекличке командир полка зачитал нам следующее краткое сообщение:
«Ефрейтор Ганс Бройер из пятой роты Двадцать седьмого танкового полка двенадцатого апреля был приговорен к смерти за преступление против морального духа войск, состоявшее в том, что он умышленно сунул ступню под каток танковой гусеницы. Ганс Бройер был лишен воинского звания и всех прежних наград. Приговор приведен в исполнение двадцать четвертого апреля в Бреслау».
Сформулировано это было примерно так. Старик пыхнул трубкой, а Порта издал невеселый смешок: «Нет, членовредительство себя не оправдывает».
Я сел писать матери и Урсуле, что через неделю получу долгий отпуск. Вечером меня вызвали к ротному командиру. Майер сидел, откинувшись на спинку шезлонга, и свирепо смотрел на меня в молчании. Потом наконец заговорил:
— Смеешь иметь наглость просить об отпуске через голову командира роты?
— Я не просил отпуска, — ответил я. — Когда я вернулся, оберст [39] сам сказал мне, что я должен его получить.
— Твой отпуск отменяется. В этой роте я решаю, кому получать отпуска. Можешь идти.
Я снова был в его власти.
— Носы в русскую землю, висельники!
Внезапно раздались крики и быстро оборвались в предсмертном хрипении.
Под танком № 534 просела мягкая земля, и пятеро людей, которым Майер приказал лежать под ним ничком, оказались раздавленными.
Несколько секунд стояла мертвая тишина; потом рота громко зарычала. Когда пять изуродованных тел извлекли, Майер глянул на них и отвернулся, словно произошедшее совершенно его не касалось.
* * *
Нам выдали малые саперные лопатки для выкапывания мин, и мы были готовы отправиться на ничейную полосу. Было девять часов вечера. Все, что могло издать стук и выдать нас — бинокли, противогазы, каски, фонарики, — мы оставили в блиндаже. Вооружены были только пистолетами, ножами и маленькими гранатами. У Порты была русская снайперская винтовка, он почти не расставался с ней. Когда приблизилось время вылезать из траншеи, проводить нас явился гауптман Майер, с ним был обер-лейтенант фон Барринг. Майер по своему обыкновению был груб:
— Смотрите мне, свиньи, делайте работу, как следует.
Не обращая на гауптмана внимания, фон Барринг пожал каждому из нас руку и пожелал удачи.
Старик подал сигнал, мы перескочили через бруствер траншеи и быстро перелезли через наше проволочное заграждение. За ним тянулось длинное, опасное открытое пространство, пересечь которое требовалось со всех ног. Когда добрались примерно до его середины, взлетела осветительная ракета и преобразила темноту в слепящий белый свет. Мы бросились на землю и лежали, не шевелясь. При таком освещении малейшее движение сразу же становится заметным, а все движения на ничейной полосе считаются враждебными. Прошло много времени, прежде чем ракета опустилась на землю.
Мы вскочили и побежали снова, но едва сделали несколько шагов, над нами вспыхнула другая. Старик яростно выругался.
— Если так будет продолжаться, нам не вернуться живыми. Что это с иванами сегодня, черт возьми?
Еще две ракеты с шипением опустились, и в наступившей паузе мы достигли проволочного заграждения русских. Лежа на спине, перекусили ножницами нижние нити; проволока с легким звоном лопалась и скручивалась. Затем наступила самая опасная часть задания: лежа на животе с переплетением колючей проволоки над головой, требовалось искать мины длинными, тонкими щупами. Корпус у этих мин был деревянным, так что пользоваться миноискателем было нельзя [40] .
Дело это вовсе не для танкистов, нам поручили его только из-за этой свиньи Майера и его стремления получить Железный крест. Он попросил полкового командира дать его роте это задание. Мы были должны не только нанести минные поля на карту, но и, выкопав несколько мин, установить их в проходах, оставленных русскими для атаки. При этом мы создавали новые проходы, о которых будет известно только нам.