Порта лишь усмехнулся.
Над линией фронта в небо беззвучно взлетали ракеты. С обеих сторон велся пулеметный огонь. В небе слышался гул летящих на запад бомбардировщиков. К ним взлетали очереди трассирующих пуль и гасли.
Порта поднял руку. Мы бесшумно остановились и стояли древесными стволами среди деревьев. Прямо перед нами тянулась траншея русских. Мы явственно видели их блиндажи. Кто-то прошел по траншее и скрылся.
Порта махнул рукой, приказывая идти вперед. С негромким шорохом мы перемахнули через бруствер, через траншею, через какие-то холмики, падали, поднимались, падали снова, скользили по мокрой земле и скатывались по склону. Застучал пулемет. Засвистели пули. Гулко выстрелили два миномета. Мины прожужжали мимо нас, словно разъяренные осы. Мы лежали, прижавшись к земле, на дне снарядной воронки.
Немецкий пулемет стал выпускать над воронкой длинные очереди. Одна из русских женщин закричала и прежде, чем мы смогли удержать ее, вылезла. Качнулась назад и согнулась пополам с предсмертным нечленораздельным криком. Весь ее живот был продырявлен пулями.
Старик выругался.
— Теперь русские знают, что здесь что-то происходит. Не удивлюсь, если нас начнут обстреливать из тяжелых орудий.
Едва он договорил, воздух задрожал от разрывов мин и 75-миллиметровых снарядов. В небе вспыхнули осветительные снаряды, и тут огонь открыли русские.
Одному из пленных осколком снесло лицо. Еще трое погибли, пытаясь вылезти из воронки.
На рассвете огонь прекратился, но чтобы вылезти, нужно было дождаться темноты.
Малыш уставился на убитых. Указал на человека с оторванным лицом.
— Что это у него там серое?
Штеге наклонился над ним.
— Мозг и раздробленные кости. Смотри, глаз свисает до того места, где был рот. Какими большими кажутся зубы, когда оторвана нижняя челюсть. Черт возьми, ну и зрелище. — Повернулся к Малышу. — Какого черта таращишься на это, любопытный скот?
— Тихо ты, Штеге, — вмешался Порта. — Оставь Малыша в покое. Вечно ты придираешься к нему.
Малыш расчувствовался.
— Вот-вот. Вы все постоянно обижаете Малыша. Я никому не делаю ничего дурного.
Легионер похлопал его по плечу.
— Не плачь, Малыш, а то я тоже заплачу. Мы будем добры к тебе и прогоним это привидение.
Фельдфебель из освобожденных немецких пленников раздраженно выкрикнул:
— Неужели нужно из всего устраивать потеху? Вы не в своем уме, бандиты!
Порта приподнялся.
— Сбавь слегка тон. Ты наш гость. Если тебе это не нравится, проваливай. Два шага вверх и прямо вперед. Если б не мы, ты держал бы путь на Колыму, и готов держать пари, двух лет не протянул бы в Дальстрое.
— Что ты себе позволяешь? — возмутился тот. — С каких это пор обер-ефрейтор разговаривает с фельдфебелем подобным образом?
Порта изумленно покачал головой.
— Господи, приятель, ты что, лишился рассудка? Думаешь, это все еще старое время, когда ты раскрывал пасть, а бедняги-солдаты лизали тебе сапоги?
— Я поговорю с тобой, когда вернемся! — рявкнул фельдфебель.
— Черт возьми, — сказал Бауэр, — это похоже на угрозу. Трибуналом, тюрьмой, особым нарядом из двенадцати человек. Смелый тип этот пехотинец. Настоящий герой. Как его зовут?
— Я поговорю с тобой, когда вернемся, — рявкнул фельдфебель.
Плутон подался к нему и взглянул на его погоны.
— Судя по этим белым нашивкам, ты действительно пехотинец.
— Молчать! — взъярился фельдфебель. — Я еще с тобой разберусь.
— Мы сами со всем разберемся. Приказы здесь отдаю я, — спокойно сказал Старик.
Фельдфебель повернулся и уставился на Старика. Старик лежал с закрытыми глазами на дне воронки.
— До русских сорок метров, до наших — семьдесят, и земля между ними не особенно изрыта. Смелый человек этот пехотинчик, — язвительно усмехнулся Бауэр.
Через два часа после наступления темноты Легионер бесшумно вылез из воронки и пополз к немецким позициям предупредить артиллеристов, чтобы не стреляли по нам.
Прошло три часа, потом в небо взлетели две долгожданные ракеты.
Мы поползли один за другим и наконец спрыгнули в свои траншеи. Последним появился Порта. Тот фельдфебель исчез. Что с ним сталось, никто не знал.
За обедом исполнились наши самые фантастические желания. Мы стали сами не свои от важности. Порта даже приказал Штеге начистить сапоги.
Мы высокомерно выбрасывали недокуренные сигары. Малыш утверждал, что всегда поступал так.
Старик потребовал к кофе салфетку. Мы были очень важными. Порта был важнее всех — но недолго.
Позиция, красивая, спокойная, располагалась в лесу. Каждые пять минут взрывалось несколько снарядов, но в приятном отдалении. Солнце сияло по-весеннему и щедро грело нас.
Плутон сидел на стволе дерева на бруствере, штопая носки. Мундир и рубашку он снял. Время от времени наклонялся и кричал нам, играя свою роль в нашей болтовне.
Нам принесли еду — всего по двойной порции — и даже трубочного табака и сигарет «Юно».
Порта поднял в вытянутой руке свою пачку и радостно заорал:
— Berliner raucht Juno! [69] Я прямо-таки чувствую запах Веддингена и доброй старой Фридрихштрассе с десятимарковыми шлюхами.
— Да, шлюхи, — вздохнул Малыш. — Интересно, скоро ли мы снова примем участие в тяжелом бою?
— Вот уж чего не хотелось бы, — сказал Плутон. — Представь себе, что погибнешь, так и не сходив в бордель!
Малыш уставился на ладонь.
— Парень, ты нагнал на меня страху. Покажи свою линию жизни.
Плутон протянул руку.
— Твоя покороче моей. Это хорошо. Пока ты валяешь здесь дурака, я буду знать, что у меня еще есть время. Странная штука эти линии на ладонях.
Запыхавшийся интендант с важным видом спросил, чего мы хотим завтра на обед.
— Мы что, можем получить что захотим? — недоверчиво спросил Порта.
— Да, заказывайте, что угодно, — и получите. Я человек сговорчивый. Приготовлю то, что захотите.
— Утку, жаренную с цикорием, черносливом и всеми турецкими приправами, — заказал Порта и оглушительно испортил воздух. — Нюхайте, ублюдки! В воздухе пляшет весь набор витаминов!
Интендант добросовестно записал заказ, повторяя его себе под нос.
Мы разинули рты. Штеге вытянул шею.