Хайде бросает на него злобный взгляд и приподнимает пистолет. Кажется, что он хочет застрелить Грегора.
— Не можете повременить со своими личными ссорами, пока все не будет окончено? — негромко спрашивает один из приговоренных.
Мы узнаем его. Это наш оберст с Северного фронта.
Хайде опускает голову и прячет пистолет в кобуру.
Тесно сбившись, мы идем по мокрому вереску.
От домика за нами следят любопытные глаза. До нас доносится запах сигарного дыма.
Пропагандисты готовятся фотографировать. Толкаются с бранью, выбирая удобное для съемки место.
Я иду рядом с фельдфебелем из люфтваффе. За нами следуют Грегор с оберстом.
— Бегите, если в состоянии, герр оберст, — говорит Грегор, слегка его подталкивая. — Бегите со всех ног. До леса не больше ста метров, и никто из отделения не станет стрелять, целясь в вас!
— У тебя живое воображение, унтер-офицер, — негромко отвечает оберст. — Куда мне бежать?
— Проклятье, — удрученно вздыхает Грегор. — До сегодняшнего дня армия мне нравилась. Теперь к черту их! Теперь или они, или я!
— Окажется, что они, — почти весело улыбается оберст.
— Эта проклятая армия еще у меня увидит! — яростно шипит Грегор и пинает куст вереска, тот взлетает над белой землей.
— Сигареты у тебя есть? — спрашивает фельдфебель из люфтваффе.
Я зажигаю сигарету и протягиваю ему. Предлагаю всю пачку.
— Спасибо, но выкурить ее у меня не будет времени.
Давать арестантам сигареты строго запрещено, только мне плевать. Я даже не потружусь посмотреть, заметил ли это майор. Мне могут дать только полтора месяца ареста, как-нибудь их переживу.
Старик видит оберста, решительно подходит к нему и крепко пожимает руку.
— Пошевеливайтесь, — нервозно кричит майор. — Давайте кончать с этим!
— Попал бы этот гад в нашу часть, — презрительно ворчит Грегор. — Быстро стал бы походить на сито!
— Спиной к столбам, — приказывает майор и ударяет пинком фельдфебеля по ногам, чтобы он приставил пятки ближе к столбу. Грубо заводит за столб его руки.
— Привязывай, — приказывает он мне.
Меня выворачивает прямо на его блестящие сапоги. Майор с диким рычанием отскакивает назад.
— Вылижешь их дочиста, как только закончим дела здесь!
Дрожащими руками я связываю руки фельдфебеля за расстрельным столбом.
— Крепче, — кричит в ярости майор. — Что это за узел?
Он вырывает у меня из рук вторую веревку и сам привязывает ноги фельдфебеля.
— Такого злобного ублюдка, как ты, я еще не встречал! — гневно говорит фельдфебель и плюет майору в лицо.
— Спятил?! — вопит майор. — Я тебе за это… — и умолкает, поняв, что ничего сделать фельдфебелю не может.
— Знаешь, ты гнусная тварь, — презрительно говорит фельдфебель. — Рано или поздно кто-нибудь привяжет к столбу тебя!
— Ошибаешься, — рычит в ярости майор. — Такое происходит только с ничтожествами вроде тебя!
Он резко поворачивается и подходит к следующему столбу, где помогает Хайде привязать рядового.
Потом осматривает веревки, которыми привязан оберст. Грегор завязал их еле-еле. Он одержим мыслью о бегстве оберста. Майор в ярости орет на Грегора.
Приговоренного генерала он привязывает сам.
— Прицельные лоскуты, — нетерпеливо кричит майор Старику. — Прицельные лоскуты, фельдфебель!
Он уже в такой злости, что хочет все сделать сам. Вырывает лоскуты из рук Старика и вешает их на шею приговоренным.
— Священник, — кричит он, повернувшись к наблюдателям, — куда он делся, черт возьми?
Из домика, спотыкаясь, неуклюже выходит священник с Библией в руке.
— На кой черт, по-твоему, ты здесь?! — орет майор, дошедший до белого каления.
Священник от испуга роняет Библию, поднимает и вытирает ее. Бормочет что-то неразборчивое каждому из приговоренных. Потом ковыляет обратно в домик, словно хочет спрятаться.
— Командуй, фельдфебель! — рычит майор, расстегивая кобуру.
— От-деление! Равнение направо! — хрипло приказывает Старик.
Они шумно равняются. Малыш роняет винтовку. Пожимает плечами и виновато улыбается красному, как рак, майору.
— Смотреть перед собой! Целься!
Еще одна винтовка стучит о землю, и вестфалец падает ничком.
— Сборище нервозных старых дев! — злобно бранится майор. — Слабаки! Неженки!
— Пли! — приказывает Старик. Грохот выстрелов сотрясает весь Морелленшлюхт.
Маленькими молниями сверкают фотовспышки пропагандистов.
Рядовой-пехотинец обвисает на веревках, грудь его вся в крови. Вестфалец лежит среди кустов вереска в обмороке. Каска свалилась с его головы и наполняется дождевой водой.
— Оружие — заряжай! — командует Старик, отводя глаза от столбов.
Клацают затворы, в патронниках новые патроны.
— Целься!
Лучи прожекторов перемещаются к следующему столбу.
Фельдфебель люфтваффе выглядит в ярком свете белым, как мел. Даже его кроваво-красная тюремная роба кажется белой.
— Пли!
Винтовки грохочут снова, от бруствера в противоположном конце раскатывается эхо.
Фельдфебель так крепко привязан к столбу, что остается стоять вертикально. Лицо его выглядит ужасно. Пуля оторвала часть его верхней губы, разбила зубы и десны.
Прожектора гаснут, и сквозь дождь в третий раз звучит команда:
— Заря-жай! Целься!
Лучи света останавливаются на оберсте, тот смотрит в них с язвительной улыбкой. В этом ярком свете он не может видеть своих палачей.
— Прости нам наши грехи, — лицемерно бормочет священник.
Гремят выстрелы.
Оберcт поникает и висит на веревках, будто сломанная ветвь.
Темнеет. Прожектора гаснут, дождь усиливается. Ветер кружит сухую листву на расстрельной площадке.
Малыш выкрикивает в дождь длинное, злобное ругательство.
Майор резко поворачивает голову и смотрит на него.
Малыш только пожимает плечами.
Офицер военно-юридической службы подходит к генералу Вагнеру и что-то тихо говорит ему.
Майор подает знак Старику.
— Целься! — приказывает Старик.
Прожектора вспыхивают снова.
Генерал гордо улыбается.
— Пли! — раздается приказ Старика сквозь шум дождя.
Стволы винтовок ходят туда-сюда. Четыре казни подряд — это слишком. Выстрелы раздаются нестройно.