— Черт! Перестань! — злобно рычит она. — Я доложу замполиту.
— Думаешь, я боюсь этой свиньи? Если мы не разобьем немцев под Москвой, все замполиты будут раскачиваться на виселице. Они дрожат от страха, и не зря. Нам не разбить фашистов!
— Олег Григорьевич, ты в своем уме? Сомневаешься в победе? Если я доложу, ты поплатишься за это головой!
— Елена Владимировна, неужели нельзя быть со мной откровенной? Ты тоже сомневаешься в победе! Гитлеровские убийцы с июня гонят нас, будто цыплят. За несколько месяцев полегли тысячи людей. И еще невесть сколько находится за колючей проволокой в Германии. Неприступные укрепления моментально рухнули. Нам конец! Гитлер и его генералы будут в Кремле до Нового года. Где генерал Баграмян и его непобедимая гвардейская дивизия? Разбита, Лена. Наше дело пропащее.
Мы воюем три месяца, и гитлеровские танковые дивизии уже в трехстах километрах от Москвы. Если эта погода не изменится, а, похоже, что так и будет, фашисты будут в Кремле меньше чем через неделю. Слышала вчера радио противника? «Танки, вперед! Не останавливаться, пока гусеницы не залязгают по улицам Москвы. Конец международному коммунизму!» Не слышала этого, Елена? Эти немцы — сущие дьяволы. Их ни разу не победили. Нигде! Ты видела, как их танки крушат все на своем пути. На каждый их подбитый танк приходится сотня наших. Наша бригада несла большие потери, ее переформировывали уже пять раз. Думаешь, это может продолжаться и дальше? Я слышал сегодня утром, что Кремль готов к эвакуации. Сталин жертвует нами, чтобы спастись. Он не менее жесток, чем Гитлер. Еще вопрос, кто из них худший бич для русских. Ты знаешь этот приказ: «Тот, кто отступает, изменник и будет расстрелян!» Если мы сдадимся, наши семьи расстреляют.
— Я лучше погибну, чем сдамся, — хрипло шепчет Лена.
— Не будь так уверена. Смерть, кажется, не особенно страшной только издали. Но вблизи даже самые смелые теряют мужество и выбирают жизнь — если у них есть выбор. А кто сказал, что у нас он будет? Мы пока что не встречались с гитлеровскими эсэсовцами. Они в тысячу раз хуже, чем наши энкавэдэшники.
— Это невозможно, — испуганно шепчет девушка-сержант. — Никто не может быть более жестоким, чем люди Берии.
— Может, вот увидишь! Погоди, пока не встретишь немцев с мертвыми головами на фуражках. Они убивают для развлечения. Говорят, они каждое утро выпивают поллитра крови. Советской крови, Елена Владимировна.
— Еще говорят, что они едят маленьких детей, — испуганно бормочет девушка. — В одном только Берлине исчез миллион младенцев. Еврейских, — добавляет она, чуть помолчав.
— Нет, не еврейских, эсэсовцы определенно не стали бы их есть! — возражает лейтенант негодующе.
— Ты в самом деле думаешь, что мы проигрываем войну?
— Мы проиграли ее, Елена Владимировна. Господи, смилуйся над нами!
— Ты веришь в Бога, Олег? Советский офицер, выпускник Академии Фрунзе?
— Да, после сражения под Минском верю. Он — единственная наша надежда. Я люблю тебя, Елена Владимировна! Я полюбил тебя, как только ты пришла в полк и была направлена в мой взвод. Кончай ты, девочка! Идет война. Кто знает, доживем ли мы до вечера?
— Перестань! Я не могу! У меня есть жених!
— Нет у тебя никакого жениха, — отвечает он насмешливо. — Я знаю о твоих шашнях с капитаном Анной Скрябиной. О них знает вся бригада. Говорят, плодом этой любви будет Т-34. — Он с громким смехом запрокидывает голову. — Ты любовница Скрябиной. Все знают, что эта корова помешана на девушках. Но знаешь, что девушки быстро исчезают после того, как эта ведьма пресытится ими? Она скоро перестанет быть замполитом. Полковник Потапов терпеть ее не может.
— Анна ему не по зубам. У нее есть связи в Ставке.
— Ты влюблена в нее!
— Ну и что? На это нужно получать разрешение командира взвода?
— Что вы делаете друг с другом?
— Думаешь, я извращенка?
— Нет, просто-напросто лесбиянка. Меня тошнит от тебя, Елена Владимировна
— Отлично, тогда пусти меня, товарищ лейтенант! В Суомиссалми, выдавая награды, явно не обучали манерам.
— Ты потешаешься над орденом Красного Знамени?
— Донеси на меня, если хочешь. Я могу за себя ответить! Если меня поставят к стенке, я позабочусь, чтобы ты составил мне компанию.
— О, Ленок, я уверен, что ты вывернешься. Просто-напросто залезешь в постель к Анне. Это ведь она занимается всеми доносами.
— Скотина! Я трижды проклинаю тебя — клянусь Святой Казанской Богоматерью!
— Извини, Лена. Я не хотел обижать тебя, но ты сводишь меня с ума. И я заполучу тебя любой ценой!
— Говорю тебе — нет! С тобой я ничего иметь не буду!
Неожиданно он наваливается на нее. Кукуруза раскачивается. Толстые стебли громко трескаются.
— Я возьму тебя сейчас, даже если это будет последним, что сделаю в жизни! Фрицы еще до вечера будут здесь, и нам конец. Приказано стоять насмерть! — Одним движением он срывает с нее гимнастерку. — Потом можешь побежать к Анне и сказать этой ведьме, что проделывать это с мужчиной гораздо лучше!
— Чертовы недотепы! — ругается низким нутряным басом Малыш.—Так можно распалить даже кастрированного негра! Смотрите, как этот изменник Родины теперь ее лапает! А сам сомневается в окончательной победе. К стенке нужно ставить таких псов! Пронзать штыками!
— Это он ее будет пронзать, только не штыком, — довольно посмеивается Порта. — Если б они знали, кто лежит здесь, обмочились бы со страху! Жуткая штука война! Один потрясающий эпизод за другим!
— Теперь он лезет ей под юбку, — возбужденно шепчет Штеге, утирая пот со лба.
— Кончайте вы, похотливые обезьяны, — отрывисто бросает Старик, придвигая свой ручной пулемет нового образца, со штыком для рукопашного боя.
Барселона Блом сладострастно посмеивается и отвинчивает колпачок гранаты.
— Этому охламону нужно бы пошевеливаться. Трахнуться напоследок перед тем; как мы постучим в дверь.
Девушка высвобождается снова. Груди ее обнажены. Тяжело дыша, она дает лейтенанту звонкую пощечину. Но это лишь еще больше возбуждает его. Она пытается нанести ему удар ногой в пах.
— Ей надо было бы пройти курс в школе дзюдо, — говорит Порта. — Тогда она смогла бы швырнуть этого самчика прямо к нам.
— Тут бы запал у лейтенанта сразу прошел, — усмехается Малыш. — Его офицерский пистон скукожился бы при виде нас.
Краткая борьба среди раскачивающихся кукурузных стеблей. Юбка у девушки сорвана. Большой наган и белые трусики с оборками по контрасту выглядят нелепыми.
Тяжело дыша, оба валятся в траву. Что-то белое, трепеща, взлетает в воздух и повисает на длинном листе.
— Это ее чехол для задницы, — ликующе сообщает Малыш.