Он снял ствол пулемета, поднял крик, устроил разнос командиру отделения. Строевик. Я знал эту породу. Они не оставляют придирок даже на передовой.
«Погоди же, мелкая тварь, — подумал я. — У тебя нет ни единого шанса. Жить тебе осталось ровно час пятьдесят семь минут. Малыш и Хайде уничтожат твой блиндаж. Они близкие друзья Старухи с косой. Ты не уйдешь от них».
Теперь, черт возьми, он собрался отдать под трибунал своих подчиненных, жить которым оставалось несколько минут. Разумеется, он не знал этого. Но все равно, молодчик был из тех, у кого высшее устремление — стать первым сержантом. Носить шесть нашивок и звезду [168] , как бы ни пришлось его подчиненным платить за это — свободой и жизнью.
Боб стоял по стойке «смирно» и выслушивал брань. Возле моей головы жужжал слепень. Потом сел мне на руку. Я подумал, смогу ли оставаться неподвижным, если он ужалит. Я всегда боялся слепней и ос. Слепень ужалил. Я наблюдал, как он вонзает жало в мою руку. Вверх по руке стала подниматься жгучая боль.
Я посмотрел в бинокль на Боба. Американский рядовой первого класса, он закуривал последнюю сигарету. Наслаждайся ею, приятель! У тебя осталось всего семь минут. Надеюсь, твоей матери вручат твою Почетную медаль Конгресса [169] . Она ее заслуживает. Она отправила в Италию сына, чтобы его там убили. Двадцатилетнего. У него только началась жизнь. И вот так окончить ее. Просто солдатом.
Просто солдат. Эти слова я часто слышал. Их произносили с легким пренебрежением. Но это мы отдаем жизнь за ваши заводы, за вашу промышленность. Над нашими трупами вы заключаете новые, более выгодные контракты. А когда война окончится, и вы сидите в своих роскошных кабинетах, обмениваетесь контрактами и отдаете распоряжения Круппу, Армстронгу и Шнайдеру [170] , мы, солдаты, попрошайничаем на вокзалах или гнием в лагерях военнопленных. Прошлогодняя листва быстро забывается.
Боб негромко запел. Вновь навел на меня бинокль.
Господи, не дай ему заметить меня в последние две минуты!
Он опустил бинокль и снова стал напевать.
Позади меня раздался грохот. Небеса разверзлись и изрыгнули огонь. Это заработали реактивные установки. Снаряды падали перед позициями американцев. Подобное впечатление могло бы вдохновить Листа на еще одну рапсодию. Я пошевелил пальцами ног. Кровообращение восстановилось. Если нога отнимется, это будет катастрофой. Я подтянул левую. В ней было больше силы для броска. Обстрел должен был прекратиться через пять минут.
Американский Боб не знал правил этой игры. Он свернулся калачиком на дне траншеи, страшась свистящих снарядов.
Я поглядел в сторону. Там был Порта, долговязый балбес. Его желтая шляпа выделялась, как лютик в зеленом поле. Я вытащил нож, который давным-давно взял у мертвого сибирского гвардейца.
Пора! Я бросился вперед. Пули жужжали мимо меня, будто разозленные осы, но я не боялся их. Это вела прикрывающий огонь наша пехота. Над бруствером появились каска и лицо американского Боба. Я сбил его в прыжке. Он неистово вскрикнул, пытаясь ударить меня в пах. Две пистолетные пули пропели мимо моей головы. Я вонзил нож ему в шею. Лицо его исказилось, изо рта хлынула, пенясь, кровь. Я оттолкнул ногой пулемет и бросил последний взгляд на американского Боба. Он зарылся пальцами в стену траншеи и, запрокинув голову, уставился на меня широко раскрытыми глазами. У меня возникло желание броситься на землю рядом с ним и утешить его, но у меня не было ни времени, ни права. Я был просто солдатом. И ударил ногой по его каске.
Из блиндажа появились два человека. Я вскинул автомат и дал с бедра очередь. Увидел, как Порта отвел назад руку, и в воздух полетели две гранаты. В блиндаже раздался глухой грохот. Над бруствером был виден желтый цилиндр Порты, вызов судьбе. Подбежали два американца. Теперь они были встревожены. Повсюду раздавались взрывы.
Возле меня приземлился Хайде. Американский сержант и трое рядовых бежали прямо на пули из наших автоматов. Мы пробежали по телам. Это был тот самый блиндаж, о котором говорил Одноглазый. Голубовато-желтые языки пламени вырывались из замаскированного ветками входа. Я интуитивно обернулся и увидел неистово бросающуюся на меня тень. Я наклонился и свернулся в клубок. Рядом со мной грохнулось тяжелое тело. Я выпустил в него две короткие очереди из автомата. Стрелял не поднимаясь, параллельно земле.
Но ему этого оказалось недостаточно. Он подскочил, как сжатая пружина. Я нанес ему два пинка в лицо. Его пальцы стиснули мне горло, и автомат у меня выпал. Я ударил его ножом в пах. Хватка его тут же ослабла, я успел выхватить из-за пояса пистолет и разрядил в него всю обойму. Я был сам не свой от страха. Он был вдове больше меня. Потом он набросился на меня снова. Я был весь в крови. Острие ножа пронзило мне кожу между ребрами. Я перекатился, выхватил из голенища нож и раз за разом вонзал его в дрожащее тело. Пальцы его на моем горле ослабли. Тяжело дыша, я ударил его в живот носком сапога и каблуком по лицу.
Мимо нас пробежали двое. Из огнемета Оле Карлсона устремилась с шипением вдоль траншеи струя. Малыш схватил американца за грудки, швырнул на землю и затоптал. Я поднял свой автомат, сменил рожок и выпустил очередь в блиндаж. Там кто-то закричал. Я сорвал зубами кольцо с гранаты, сосчитал до четырех и бросил ее, шипящую, в черное пространство.
В небо поднялся шар зеленого света. Сигнал Барселоне! Теперь появится наша пехота, и под прикрытием ее огня мы пойдем вперед. Реактивные установки били по американским позициям по обе стороны от нас. Я увидел, как другие выскакивают из траншеи. Появился желтый цилиндр Порты. Потом серый котелок Малыша. Я со всех ног побежал за ними. Это была гонка со смертью. Наши замечательные артиллеристы клали снаряды прямо позади нас. Я поравнялся со Стариком, который, пыхтя, бежал вниз по склону. Просто чудо, что он был способен на это в его возрасте.
Показалась река. Нас поджидали двое итальянских десантников, одетых как бедные фермеры.
— Avanti, avanti! [171] — прорычал один из них, доставая из камышей автомат.
Они побежали вперед, как марафонцы, нам едва удавалось не отставать от них. Потом итальянцы остановились и указали на реку.
— Вот здесь ваша переправа. Другие ждут вас на том берегу у разбитого распятия.
Легионер посмотрел на мутную воду. И обратился к итальянцам:
— Вы уверены? Я ничего не вижу.
Один из них с бранью вошел в реку. Вода доходила ему только до пояса.
— Мы помогали строить для вас подводный мост. Думаете, могли ошибиться?