— Должно быть, они появились отсюда.
Фрик кивнул.
— Очевидно. Я бы тоже вклинился здесь. Потом они уничтожили ваши орудия по всем правилам.
— Видимо. — Гауптман закрыл лицо руками в перчатках. — Не могу понять, как я уцелел. Мой заместитель с громадной раной в спине упал грудью на стол. Он был очень многообещающим. Мы как раз говорили о том, что ему нужно во Фрайбургский университет. Он знал все о Канте.
Лейтенант Фрик иронично засмеялся.
— Было б лучше, будь он специалистом по автоматическим орудиям и фланговому охранению. Сейчас нам нужны солдаты, а не философы.
Гауптман поднял взгляд.
— Наступает иное время, молодой человек.
— Несомненно. Только, скорее всего, вам его не увидеть, как и вашему заместителю-философу.
— Вы хотите донести, что я нарушил воинский долг? — обеспокоенно спросил гауптман-.
— И в голову бы не пришло, — пренебрежительно ответил лейтенант Фрик. — Как, по-вашему, сколько там танков?
— По меньшей мере батальон.
— Хмм. Трудно поверить, но вы должны знать, что видели. Однако представляете, сколько места занимает танковый батальон? От восьмидесяти до ста танков плюс все вспомогательные службы [41] . Это такое движение, что даже у французского регулировщика волосы бы встали дыбом.
— Там была сущая бойня, — сказал, оправдываясь, гауптман. — Я видел, как моего денщика раздавили гусеницы «шермана». Он был студентом-юристом, происходил из хорошей венской семьи. У нас в батальоне было много молодых людей, подающих надежды, я имею в виду, в академическом отношении. Теперь они все убиты. Мы слушали своего рода курс лекций. Командир полка был университетским профессором. У нас царил академический дух.
— Ничего не могу сказать по этому поводу, — сухо заметил лейтенант Фрик. — Но, мне кажется, было бы лучше, если б вы были настроены на военный лад. Тогда вы смогли бы спасти половину своего батальона. — Смахнул воображаемую пылинку с блестящего Рыцарского креста. — Философский подход командиру батальона ни к чему.
— Лейтенант, вы солдат, награждены за храбрость — и очень молоды.
— Да, солдат, с тех пор, как окончил школу. Очевидно, в ваших глазах я еще ребенок, но теперь этому ребенку приходится таскать каштаны из огня для вас и прочих интеллектуальных аристократов. Позади меня лежит человек, который тридцать лет пробыл солдатом, хорошо изучив свое дело во французском Иностранном легионе. А этот фаненюнкер с пулеметом — один из тех, кого вы презираете. В ваших глазах он всего-навсего выходец из трущоб. Оба понятия не имеют о Канте и Шопенгауэре, зато знают жестокие законы Марса [42] .
Гауптман спокойно посмотрел на молодого лейтенанта. Устало улыбнулся.
— Убили бы вы свою мать по приказу начальника?
— Конечно, и переехал бы, если б она стояла на пути моего танка.
— Несчастный мир, — прошептал ученый в мундире. Поднялся на ноги, бросил пистолет с фуражкой на дно рва и одиноко пошел по дороге.
Легионер прикурил от окурка новую сигарету, глядя ему вслед.
— С этим наивным идиотом исчезнет целое поколение. C'est fini [43] .
Лейтенант Фрик поправил на ленте орден, полученный за уничтожение батальона русских танков.
— Он верит в свои идеи. Пусть сохраняет иллюзии, пока не сыграет в ящик. Когда он вернется, мы напишем о нем превосходный рапорт: изобразим его, единственного уцелевшего из батальона, стреляющим из противотанкового орудия.
Мы вернулись по тропинке, шедшей по сухому руслу ручья.
Майор Майкл Браун, прозванный «Майк», новый ротный командир [44] , служивший до войны в американской морской пехоте, молча выслушал наш доклад. С усмешкой повернулся к радисту, «Барселоне» Блому, и сиплым, пропитым голосом приказал:
— Свяжись с полком, спроси кодовый сигнал для начала общей бойни.
Потом плюнул табачным соком на копошившуюся ящерицу и попал ей на хвост.
Барселона заговорил в микрофон:
— Носорог вызывает Свинью, Носорог вызывает Свинью. Прием.
— Свинья слушает. Говорите, Носорог. Прием.
Мы просунули головы в люки и слушали их разговор, казавшийся для непосвященных сплошной тарабарщиной:
— Носорог вызывает Свинью, Носорог вызывает Свинью. Пункт двенадцать A3, вода четыре дробь один. Наш помет щенят утонул. Четыре матки. Возможно, больше. Дикие свиньи рассеянны. Колючек нет. Нужно кодовое слово. Майк. Конец. Прием.
— Свинья вызывает Носорога. Делайте все сами. Ответственность Майка. Никаких дополнительных диких свиней. Удачи. Конец.
— Какая перемена, — усмехнулся майор. — Ответственность на мне. Я уже целый век в армии, но ни разу не слышал, чтобы ответственность лежала на ротном боссе. — И сел на передок нашего танка. — Командиры танков, ко мне!
И сунул в рот одну из своих громадных сигар.
Командиры подбежали рысцой, их шелковые шарфы сияли всеми цветами радуги. Каждый экипаж выбирал свой цвет. Майк оглядел нас.
— Садитесь на траву и слушайте. Времени повторять что бы то ни было у меня нет, и тем недотепой, который не поймет меня, я займусь отдельно. Мы получили кодовый сигнал, означающий «очистить сортир!». Мои старые друзья янки припекли два полка наших ребят и колют их в задницу штыками. Думают, что уже пора натягивать парадные мундиры и отправлять домой открытки с сообщениями о победе. Быстрые победы вызывают манию величия, и теперь мы собьем с них спесь. — Он спрыгнул с танка. — Доставайте свои карты. Мы должны обрушиться на них, как гром с ясного неба. Вот здесь брешь. — Он показал на карте. — Двинемся через нее. По ту сторону леса нас ждут три километра открытого пространства, это очень много, но нам нужно преодолеть его. Любой ценой. Только своими силами. Помощи нет. Мы одни. Ни пехотной поддержки, ни артиллерийской. Техасские парни перебили всех. — И окутался голубым табачным дымом. — Думаю, мы проделаем этот фокус так. — Перебросил сигару из одного уголка рта в другую. — Четыре «пантеры» ворвутся в деревню. Мы застанем техасских лоботрясов за кофе с пирожными. — Вынув изо рта сигару, предостерегающе поднял ее. — Янки не должны подозревать о нашем существовании, пока мы не окажемся среди них и не угостим их рвотным, поэтому, — он вскинул кустистую черную бровь, — никакой стрельбы. Всё оружие — на предохранитель. И янки тоже нельзя позволить поднять стрельбу.