— Довезешь нас до Берлина? — сухо спросил Легионер. — Высадишь нас у станции метро, больше нам ничего не нужно.
Сохранявший невозмутимый вид ефрейтор ответил:
— Охотно, садитесь в кузов.
Мы побросали туда снаряжение и влезли.
Кенигсбержец спросил водителя через разбитое заднее окошко кабины:
— Кореш, насчет Кельна ты всерьез?
— Конечно, черт побери. Мне нужно взять для нашего командира кое-что важное.
Он протянул нам путевые документы, и мы с удивлением прочли, что он отправляется со специальным заданием на грузовике WH 381 — 556 через Лемберг, Варшаву и Бреслау в Берлин, Дортмунд и Кельн.
— Пресвятая Мария, Матерь Божья, я, наверно, схожу с ума, — воскликнул Бауэр. — Ничего более идиотского не видел на этой войне. Отправлять старый грузовик за тысячи километров, чтобы что-то привезти!
— Это что-то важное? — спросил Малыш. — Белья для солдат привезешь?
— Да, командир хочет, чтобы я привез на позиции его любимые носки.
В кузов влезло еще несколько солдат.
— Война скоро кончится, — заметил грязный унтер и сплюнул через борт струйку табачного сока.
— Откуда ты знаешь? — спросил штабс-ефрейтор в форме танкиста.
— Разговаривал вчера по телефону с Адольфом, — ответил унтер. И настороженно огляделся, словно убеждаясь, что никто посторонний не подслушивает. — Адольф сказал, что война окончена, но это держится в секрете!
— Тогда почему мы ее продолжаем? — спросил низкорослый, бледный пехотинец.
— Кстати, знаешь, почему Адольф уже не появляется на фронте? — спросил штабс-ефрейтор.
— Нет.
— Боится, что все закричат: «Фюрер, мы последуем за тобой!»
— Но мы всегда это кричали, — сказал Бауэр.
Штабс-ефрейтор пристально посмотрел на него.
— Ты, должно быть, из тыла?
— Заткнись, дерьмо, — прорычал Бауэр.
Но штабс-ефрейтор не испугался его угрожающего тона и продолжал:
— Адольф боится, что мы последуем за ним до Берлина!
Поднялся восемнадцатилетний пехотинец в новеньком мундире со значком Гитлерюгенда на груди. Лицо его было совершенно белым.
— Я запрещаю вам так говорить! Это пораженчество, поддержка противника. Требую, чтобы все присутствующие назвали мне свои фамилии и звания. Как национал-социалист, я обязан доложить об этих предательских разговорах.
Штайн схватил парня за грудки и швырнул на дно кузова.
— Да заткнись ты, марионетка! Ну и болван! Не волнуйся, мы заставим тебя помалкивать.
Парень принялся звать на помощь. Чтобы заглушить его крики, мы запели:
Ja, das Temperament,
Ja, das Temperament,
Das lieght mir
So im Blut! [119]
— Господи, мы пропали! — закричал штабс-ефрейтор. — Впереди русские, позади партия. Помогите! Мы окружены.
Внезапно Малыш издал вопль, выпрыгнул через борт, быстро пробежал по полю и бросился в укрытие.
— Mille diables! — воскликнул Легионер и тоже спрыгнул.
По всей грунтовой дороге солдаты бежали от машин.
— Воздух! — крикнул пруссак, бросившись с грузовика вниз головой.
На нас пикировали три русских штурмовика. Поливали дорогу огнем из скорострельных пушек. От ужаса мы втягивали головы в плечи и прижимались к земле.
Мы ощутили поток холодного воздуха, когда ревущие штурмовики пронеслись низко над полем. На их крыльях мерцали красные звезды. Казалось, они язвительно хохочут над нами.
— Черт возьми! — ругнулся лежавший рядом с нами ефрейтор. — У меня в цистерне пять тонн бензина! Если наши коллеги попадут в нее, всем привет! У нас будут похороны с фейерверком и бенгальскими огнями!
Самолеты развернулись и снова ударили по дороге. От взрывов в воздух взлетали трупы.
Несколько юных пехотинцев сдуру стали стрелять по ревущим самолетам из винтовок и ручных пулеметов.
— Становится опасно, — пробормотал кенигсбержец и плотнее прижался к земле.
Легионер поднялся и, пригибаясь, побежал к дороге, где горело множество машин.
Со всех сторон раздавались крики: «Носилки!» Но до нашего сознания они не доходили. Мы стали глухи к этому крику.
Кенигсбержец втащил Легионера в яму. Едва он успел крикнуть: «Мясники!», как один за другим в небе появились шесть штурмовиков. Они пикировали, и крылья их казались прямыми линиями.
«Они взяли нас на прицел!» Эта мысль промелькнула у меня в мозгу, когда я сползал на дно ямы.
Группа солдат на дороге не замечала внезапно появившейся с неба опасности. Лейтенант-сапер устраивал им разнос. Требовал, чтобы они построились.
На крыльях штурмовиков засверкали зловещие голубые вспышки — дульное пламя пушек. Тут же над дорогой взлетели комья земли.
Громкие вопли. Яростные проклятья.
Лейтенант погрозил обоими кулаками низко пролетавшим самолетам. Они развернулись над полем и стремительно понеслись к нам.
Лейтенант скорчился. Из его шеи захлестал поток крови. Голова покатилась по дороге, будто арбуз. Глаза были широко раскрыты. Фуражка одиноко валялась чуть в стороне.
Восемнадцатилетний пехотинец с воплями бежал на обрубках ног. Ступни его были оторваны чуть выше лодыжек. За ним тянулся ручеек крови.
Общая паника охватила тех солдат, которые поднялись и сделали в данных обстоятельствах самое худшее: побежали к дороге.
Штурмовики устроили настоящую бойню, выпуская очередь за очередью в дрожащие тела.
Лейтенант в черном мундире танковых войск громадным прыжком бросился в нашу яму.
— Ольсен, — пропыхтел он. Это был типичный боевой офицер с автоматом на ремне и усеянной наградами грудью.
Легионер поднял голову и взглянул ему в глаза.
— Bon, Кальб.
Вокруг нас вздымалась земля. Все было в огне. Снаряды падали дождем.
Самолеты снова пошли в атаку.
Мы прижались друг к другу и распластались на земле.
Нас подбросило оглушительным взрывом. Над нами покатились волны обжигающе-горячего воздуха. На дороге, словно из вулкана, вздымалось море огня.
— Мои пять тонн бензина, — простонал ефрейтор.
В довершение всего штурмовики сбросили бомбы. В воздух полетели обломки машин. Потом все кончилось. Самолеты полетели на восток.
На их серебристых фюзеляжах играло солнце.