Тревогу я ощутила, переступив порог казармы. По комнате плавали божественные запахи. Что он приготовил? Явно не пустую кашу! Где взял деньги? Присмотревшись, я укрепилась в подозрениях. На месте очага стояла новенькая жаровня, и на ней исходили паром два котла. Один из них блестел новенькими, еще не затронутыми жирной копотью боками. Откуда?
– Моем руки – и за стол! – скомандовал Недотрога, ставя на лавку бронзовый таз с водой. На плече пришлого висело полотенце. Ладно, потом!
Девочки не стали себя упрашивать. В считаные мгновения ополоснули руки и расселись по лавкам. Недотрога, сунув к стене таз, притащил котел и черпаком (не было такого у нас, точно!) стал разливать в миски какую-то красную бурду с белыми пятнами. Это что? Варево для свиней?
– Борщ! – сказал он в ответ на наши взгляды. – Не классический, конечно, – он вздохнул, – помидоров у вас нет, картошки тоже, а вместо сметаны я добавил снятое молоко. Но вроде съедобно…
После дня занятий нам бы пойло пошло. Я зачерпнула ложкой и бросила варево в рот. Свекла, капуста, кусочки репы… Гмм! Я глянула на девочек: они жадно работали ложками. Вкусно! Я последовала их примеру. Дно миски обнажилось, и я разглядела внизу приличный кусок мяса. Это он только мне? Нельзя! Всем должно быть одинаково!
Подняв взгляд, я увидела, как девочки, сладко жмурясь, откусывают от своих кусков. Значит, мясо досталось каждой. Воробышек свой кусочек проглотила мгновенно, Недотрога достал из котла еще один.
– Она большая! – сказал нам. – Ей одного мало.
Воробышек аж зарделась от удовольствия. Прибрав опустевшие миски, Недотрога поставил деревянное блюдо (еще камушек в урну подозрений, не было у нас такого) и вытряхнул в него из котла горку каши. Богиня-воительница – ориза! С изюмом, вялеными фигами и абрикосами и еще чем-то. Да что это такое, в самом деле! Он заказал еду в харчевне? Там не готовят подобного!
– Накладывайте сами! – предложил Недотрога, расставляя перед нами тарелки. – Кому сколько хочется. Вот! – Он воткнул в горку большую ложку.
Упрашивать не пришлось. Ложка пошла по рукам, и от горки на блюде ничего не осталось. Недотрога тем временем разлил по чашам вино, не забыв разбавить его горячей водой. Когда тарелки и чаши опустели, он свалил их в таз. Будет мыть…
– Вкусно? – спросил, присаживаясь.
Девочки закивали.
– На завтрак будут хачапури с сыром. Я встану пораньше и испеку их на сковороде…
– Где ты это взял? – перебила я, указав на жаровню. – Откуда у нас посуда, мясо, ориза? Ты купил это на восемнадцать ассов?
– Я их даже не потратил! – заулыбался он и высыпал на столешницу монеты. – Возьми! Пусть будут в кассе.
– Тогда откуда деньги?
– Заработал.
– Как?
Он пожал плечами. Меня от догадки бросило в жар. Как может заработать такой красавчик? Богиня-воительница, позор-то какой! Преторианец – лупа… У меня в контубернии!
– Как ты посмел?!. – я сжала кулаки.
– Успокойся, декан! – усмехнулся Недотрога. – Знаю, о чем ты подумала. Это не так. В своем мире я был медикусом и научился делать массаж. Женщинам Рома он нравится, и я неплохо зарабатывал. Утром встретил у лавок знакомую, она попросила по старой памяти… Взамен мне дали посуду и продукты.
– За массаж?
– Ну, да! – пожал он плечами.
– Столько много?
– Массаж стоит золотой…
– Не ври! – закричала я. – Никто не заплатит столько!
Он встал, подошел к нарам и стащил с них свой матрас. Бросил его на стол.
– Снимай тунику и ложись!
Я в растерянности глянула на девочек. Их взгляды словно говорили: «Ну, что же ты! Сама требовала!»
Я расстегнула пояс и потащила тунику через голову. Ступив на лавку, взобралась на стол. Вытянулась.
– Спиной кверху!
Девочки хихикнули. Ощутив, как вспыхнули щеки, я повернулась. Откуда мне знать, как это делается? Недотрога плеснул в ладонь масла, растер его и подступил…
Мир вокруг исчез. Я стонала и корчилась, каждой частичкой тела желая, чтоб это длилось вечно, и опомнилась, лишь когда затопившее меня наслаждение угасло. Я подняла голову. Недотрога стоял в стороне, а девочки смотрели на меня огромными глазами. Я сползла со стола и непослушными руками набросила на себя тунику. Когда, собравшись с духом, подняла взгляд, то увидела вопрос, застывший в глазах девочек. Один, но очень жгучий.
– Это… – Я прокашлялась. – Это стоит золотой, – я повернулась к Недотроге. – Я заплачу! С жалованья…
– Не нужно! – сказал он.
– Заплачу! – возразила я.
– Успокойся! – покачал он головой. – Мы спим в одной комнате, едим из одного котла, вместе служим, а я стану обогащаться за твой счет? У преторианок и без того маленькое жалованье. Женщины, которые мне платили, были богаты. Не уговаривай, Пугио! Не возьму.
– А с меня? – пискнула Бычок.
– С тебя – тоже! – улыбнулся Недотрога.
Бычок вскочила с нар и, прежде чем кто-то опомнился, сорвала с себя тунику. Я только головой покачала: на ней не было даже набедренной повязки. Швырнув тунику на нары, Бычок забралась на стол и вытянулась. Недотрога пожал плечами и снова плеснул масла в ладонь. Но едва он коснулся ее спины, как дверь распахнулась и в комнату ворвалась Помело.
– Ага! – завопила с порога. – Бычок лежит на столе голая, а пришлый к ней уже пристроился!
Мы не успели хоть что-то сказать, как Помело метнулась к очагу.
– У них новая жаровня, а ели они сегодня… – она сунула палец в котел и облизала. – Оризу с изюмом. Все ясно!
Она исчезла в дверях так же мгновенно, как и появилась.
– Одевайся! – велела я Бычку. Та неохотно подчинилась.
– Что произошло? – недоуменно спросил Недотрога. – Зачем эта ненормальная прибегала?
– Расскажу! – вздохнула я…
* * *
Помело, видимо, не спала ночь и обошла все казармы. Утром, едва мы позавтракали, пропела букцина, и центурии потекли на плац. Шагая в общем строю, я ловила на себе хмурые взгляды преторианок и невольно ежилась. Ну, будет…
Центурии вытянулись в ряд и согласованно ударили мечами в щиты.
– Трибун! Трибун!..
Мать не заставила себя ждать. Бунт когорты – неприятное дело, а если вдобавок это преторианки… Показавшись между колонн, она быстрым шагом направилась к плацу и вспрыгнула на постамент. Грохот затих.
– Кто будет говорить? – спросила мать.
– Я! – раздалось в тишине, и из рядов выбралась Помело. Кто бы сомневался?!
Оказавшись перед строем когорты, Помело приосанилась. Было видно, что она упивается моментом.