– Они будут молчать. Я – тоже. Кто посмеет бросить обвинение тебе, достопочтенная?

– Хорошо! – согласилась Марцелла.

– Позволь, госпожа!

Один из мужчин приблизился к лектусу, на котором лежала гостья, и ловко стащил с нее паллу, а затем – и тунику. Склонившись, он стал лизать соски полных грудей. Другой тем временем раздвинув сенатору ноги, запустил руку в промежность. Марцелла прерывисто задышала и стала постанывать.

– Я оставлю вас, – сказала Октавия и вышла. Вслед за ней из комнаты выскочила Касиния.

– Не подведут? – спросила жрица, когда они оказались за дверью.

– Не сомневайся, Великая! – склонилась та. – В своем мире, с их слов, они снимались в «порно». Так называется представление, в котором мужчина публично ласкает женщину. Они сказали, что могут довести до любовного экстаза любую.

– Это всего лишь слова! – отмахнулась Октавия.

– Я проверила! – ощерилась помощница. – Они не врут.

Жрица бросила на нее пристальный взгляд. «Если им удалось заставить кричать Касинию…» – подумала она, и в этот миг из-за дверей донесся вопль. Он повторился еще и затем вновь… Не приходилось сомневаться: так может кричать только обезумевшая от страсти женщина.

– Я же говорила! – ухмыльнулась помощница.

– Что они попросили? – спросила Октавия.

– По два золотых каждому.

– Всего-то? – удивилась жрица.

– И еще позволения совокупляться со жрицами – по их выбору. Они сказали, что им этого очень хочется.

– Пусть! – согласилась Октавия. – Только чтоб другие мужчины не знали.

Касиния склонила голову. Тем временем вопль за дверью стал непрерывным и внезапно оборвался. Жрица с помощницей замерли. Отворилась дверь, и в коридор, на ходу поправляя туники, выскользнули двое мужчин. Поравнявшись с Октавией, они поклонились.

– Проводи! – велела жрица Касинии и вернулась в комнату. Гостью она застала одетой, правда, небрежно. Марцелла возлежала на лектусе и потягивала из чаши вино. Октавия устроилась напротив.

– Ты не солгала, – хрипло сказала сенатор, ставя чашу. – Ты отдашь мне этих двоих, если станешь принцепсом?

– Не сомневайся! – кивнула жрица.

– Я могу обещать подобное и другим?

– Безусловно. Если не поверят, пришли их ко мне.

– Хорошо, – сказала Марцелла. – Я принимаю твое предложение. Но с одним условием, – она подняла указательный палец. – От Флавии ты избавишься сама.

– Как? – не поняла Октавия.

Марцелла провела ребром ладони по горлу. Жрица нахмурилась.

– По-иному не выйдет, – вздохнула Марцелла. – Эта юная сучка, вернее, старая пьяница Лаура, которая за ней стоит, держит сенат в железных тисках. Они не позволят принять закон о смещении принцепса. А вот если девчонка умрет… Ты поняла?

Октавия кивнула.

– Благодарю за угощение!

Гостья встала и, чуть покачиваясь, пошла к дверям. У порога повернулась.

– Пришли завтра ко мне этих двоих!

Прежде чем жрица успела ответить, Марцелла скрылась за дверью. Октавия сморщилась и плюнула.

22

Пугио, декан. Встревоженная

Черед нашего контуберния охранять покои принцепса пришел не скоро, и Недотрогу это почему-то огорчало. Ему хотелось скорее попасть в Палатин. Я объяснила, что график этих дежурств составляется на год вперед и замены возможны лишь в случае болезни кого-то из преторианцев, а такого практически не случается. Выслушав меня, он вздохнул.

– Что тебе во дворце? – спросила я. – Там ничего интересного – стоишь у дверей и скучаешь.

– Хочу видеть Флавию, – сказал он, помявшись.

– Зачем? – насторожилась я.

– Поговорить.

– Принцепс не станет разговаривать с простым преторианцем, даже мужчиной.

– Надеюсь, меня она вспомнит.

– Вы знакомы? – удивилась я.

– Приходила ко мне на массаж – вместе с Лаурой. После чего пожелала остаться на ужин. Ей он понравился.

«Дело не в ужине, – подумала я. – То-то Флавия тебя в амфитеатре спасала! Влюбилась…» Вслух, конечно, я этого не сказала.

– Посмотрим! – пожала плечами. – Но я бы на твоем месте не слишком рассчитывала.

Зачем Недотроге нужна принцепс, объяснять не требовалось: хочет просить за жену. Я рассказала об этом девочкам, и мы были единодушны: принцепс не станет посылать войско для спасения Виталии. Кому, кроме Игрра, она нужна? Говорить этого Недотроге, однако, не стали – зачем расстраивать? Еще обидится и уйдет. Нам это надо?

С появлением Игрра в контубернии жизнь изменилась. До него девочки не слишком ладили. В когорту приходят по разным причинам. Кому-то требуется ценз, а кто-то мечтает подняться из бедности. Бычок, к примеру, из богатой семьи, зато Воробышек – дочь пекаря. С детства таскала мешки с мукой, потому такая сильная. Ее за это в когорту взяли. Бычок рассчитывает стать магистратом, а Воробышек – выбиться в центурионы. Рядовому преторианцу платят два аурея в месяц, декану – три, а вот центуриону – десять. Для Воробышка – это предел мечтаний. За пятнадцать лет в должности центуриона можно скопить достаточно, чтобы купить в провинции дом и несколько югеров [55] земли, нанять нол, после чего остаток жизни провести в сытости и довольстве.

Прежде девочки, случалось, ссорились, и это переходило во вражду. Теперь как кинжалом отрезало. Сдружились, водой не разлить. Объединил нас Игрр. Наш Недотрога не только воин, но и медикус, причем умелый. Когда Бычок, бросая пилум, вывихнула плечо (говорила я ей, что нельзя так размахиваться!), Игрр вправил ей вывих прямо в поле. Когда Череп подвернула ногу и захромала, Игрр наложил ей на сустав повязку, а затем нес на руках в преторий. Коня, понятное дело, нам не дали: о раненых легионеры должны заботиться сами. Череп, оказавшись на руках Игрра, обняла его за шею и положила ему голову на плечо (любой на ее месте воспользовался бы!) и так млела до самой казармы. Мы ей жутко завидовали.

После того случая Недотрога стал нас лечить. Вывихи, ушибы, а то и раны на занятиях – дело обычное, а наша медикус сидит в лагере, поскольку старая и подслеповатая. Центурионы перестали за ней посылать, поручив нас Игрру. Тот отнесся к этому ревностно. Первым делом потребовал поголовного осмотра преторианок. Это привело к ряду последствий. Во-первых, троих уволили по состоянию здоровья. У одной Игрр обнаружил грыжу, у двоих – фтизис в начальной стадии [56] . Среди тех, у кого нашелся фтизис, оказалась и Помело. Как радовалась когорта! Уволенные не огорчились. Они оказались из знатных семей и в преторий пришли за цензом. Минимальный срок службы для желающих стать магистратами – три года, но отставка по ранению или из-за болезни на цензе не сказывается – засчитывают, сколько нужно. Та же Помело на выборах теперь будет козырять, что подорвала здоровье на службе Отечеству. Игрр, как говорили, каждой из больных рассказал, как им следует лечиться и беречь себя. В том числе и Помело. Зря! Я бы этой сучке посоветовала…