Что характерно, даже не попрощавшись. Вместе с ним покинул карету и уорэнт-офицер. Его вся эта ситуация развлекла.
— Зачем вы так с бедным мальчиком? — не выдержала дама, когда дилижанс набрал скорость и я стал подпрыгивать на сиденье.
— Бедный мальчик любит судить людей и презирать то, чего он не слишком понимает. Пусть ему будет это уроком.
Она покачала начинающей седеть головой:
— Это очень жестоко.
— Отнюдь. Жестоко было бы сказать, что за ним сошел еще один пассажир.
— Зря вы едете в Вион, — жестко сказала она.
— Я должен о чем-то знать? — резко спросил я, поворачиваясь к ней.
Женщина не ответила, и всю оставшуюся дорогу мы провели в молчании. Когда дилижанс остановился на центральной городской площади, аккурат напротив ратуши, я вышел на улицу.
Гроза приближалась. Я чувствовал это. Не пройдет и часа, как она меня нагонит, накроет город.
Стихийный овощной рынок возле начала узкой улицы, ступеньками поднимающейся на парковые террасы, спешно закрывался. Продавцы собирали прилавки, убирали товар в корзины, грузили на телеги. Городские законы позволяли торговать приезжим в пределах стен лишь до трех часов дня. Звонница собора Святого Николая — серо-черной громадины, возвышающейся над Вионом, — как раз призывала на нону. [10] Двое стражников с арбалетами и при пистолетах за поясами, обязанные следить затем, чтобы закон соблюдался, то и дело посматривали на пока еще ясное небо, а не на торговцев.
Я покачался на каблуках, думая, что делать дальше. Заключив, что неплохо бы для начала оставить вещи, а затем заняться делом, направился по Глотской, подальше от южных ворот, через которые приехал. Я знал отличный постоялый двор всего лишь в пяти минутах от центра.
Дома в Вионе были большими, светлыми, покрытыми ярко-красной шестиугольной черепицей, придававшей им немного сказочный вид. Мне нравилось здесь бывать гораздо больше, чем в столице княжества, где растянутый вдоль озерных берегов город больше походил на какую-то жалкую лягушку, которую переехало тележное колесо. Фирвальден — княжество, затерявшееся среди дремучих лесов и бескрайних полей, — место много лучшее, чем думают его жители. И душ здесь встречается гораздо меньше, чем в других областях.
За всю дорогу до постоялого двора я увидел лишь одну — бледный мальчишка, лет десяти, раскинув руки, бродил по коньку крыши пекарни. Заметив мой взгляд, он помахал рукой. Я, сам не знаю почему, улыбнулся.
Проповедник появился внезапно, как это обычно и бывает, вытер кровь, стекающую по щеке.
— Жители напуганы, — сказал он мне, наблюдая за прохожими.
— Я уже заметил.
В воздухе пахло едва сдерживаемым страхом, и этот запах, едкий, словно лошадиный пот, и опасный, как бешеный волк, постепенно захватывал мысли горожан.
Владельцем постоялого двора оказалась женщина. Она без проблем нашла мне комнату в мансарде, под самой крышей, где из высоких треугольных окошек прекрасно было видно улицу, соседние дома с ажурными занавесками на окнах и множеством цветочных горшков на подоконниках. Все цветы были яркими, веселыми и милыми, но из-за витавшего в городе страха казались попавшими сюда из какого-то другого мира.
Я бросил саквояж на стол, открыл его, задумчиво посмотрел на содержимое.
— Как думаешь, что здесь происходит? — Проповедник расположился на стуле.
Я посмотрел на его желтоватое, покрытое морщинами лицо. Вместе мы уже девять лет. Я нашел его под Мальмом, когда наемники его величества Александра-Августа сожгли несколько деревень. Проповеднику не повезло. Какой-то урод раздробил ему висок ударом рукоятки палаша.
— Скоро узнаю. Пойдешь со мной?
— Не хочу, — мотнул он головой.
Ну и отлично. Во всяком случае, хоть немного отдохну от его назойливого общества.
Небо потемнело, а ветер, налетевший на город, бился лбом в изящные флюгеры, заставляя те крутиться, словно механические волчки. Гремело почти каждую минуту, улицы опустели, а запах страха стал еще более едким, чем прежде. Разумно было бы спросить, что случилось, у первого же встречного, но по своему опыту я знаю, что требуется опросить как минимум десять человек, чтобы хоть один из них рассказал хотя бы половину истины, а не сказки и досужие домыслы.
Так что я решил потерзать свое любопытство еще совсем немного и узнать все от авторитетных людей. Такие, на мой взгляд, должны пребывать в ратуше. Сегодня была пятница, последняя неделя месяца, а значит, в государственном учреждении будут те, кому можно задать нужные вопросы.
Когда я пересекал площадь, начался дождь. Тяжеленные капли с громкими шлепками падали на мостовую, разлетались мелкими брызгами на мои сапоги. Их ленивое падение позволило мне дойти до дверей практически сухим и спрятаться под козырек в тот момент, когда небеса лопнули и столбы воды обрушились на Вион, словно во время святого потопа.
Двое стражников, которых я уже видел возле овощного рынка, при моем приближении крайне удивились.
— Куда? — спросил седовласый ветеран с лихо закрученными усами.
Я молча откинул куртку, показывая висящий на поясе кинжал.
— Покажи, — Он и бровью не повел.
Я вытащил оружие из ножен, протянул ему. Он изучил черное, обоюдоострое, хищное лезвие, в толще стали которого бушевал целый океан тьмы, посмотрел на рукоять, набалдашник которой был из настоящего звездчатого сапфира, вернул мне.
— Вы очень вовремя. Я провожу.
Он плечом толкнул дверь, придержал ее для меня, провел пустыми, полутемными коридорами на второй этаж.
— Подождите, я скажу, что вы пришли.
Стражник оставил меня в одиночестве, и я смотрел, как по стеклу текут реки воды, а противоположная сторона площади превращается в серое, размытое пятно. Ну и хорошо. Жара последней недели была порядком утомительна. Особенно если ты находишься в дороге. Надеюсь, что хоть теперь будет немного прохладнее и рубашки перестанут липнуть к телу.
Дверь распахнулась, и ветеран пригласил меня войти. Сам он остался снаружи.
В большом зале с широченными окнами стоял длинный стол. За ним восседало пятеро мужчин. Двое были благородными, это видно и по одежде, и по их хмурым лицам. Напротив них сидел лысый старик с сильными, крепкими руками, судя по муцету, [11] каноник, член местного соборного капитула. Тучный мужчина с эмблемой торговой гильдии на парадной ленте врядли был уроженцем этого княжества. Скорее всего, сигезец или илиатец. Последним, во главе стола, восседал широкоплечий господин с густой бородой ржавого цвета и тяжелой парадной цепью мэра на шее. Он сразу взял быка за рога: