– О! Кажется, зацепилось!
Тарелка словно споткнулась обо что-то, заскользила по лунному полю медленнее, пот полил с врача еще обильнее, и он беззастенчиво подогнал дух адмирала:
– Ну, ну, ну!
Наконец дух заговорил. Тарелка останавливалась, целя стрелкой в одну из букв, и врач медленно считывал текст:
– Ч-то вы от ме-ня хо-ти-те?
Врач засмеялся:
– Вот так! Дух на проводе. – Он снова засмеялся, спросил у Эссена: – Что мы хотим от духа адмирала Нахимова?
– Вопрос следующий: что нас ждет в этой войне?
Врач покорно забубнил, передавая текст на тот свет:
– Ваше превосходительство, скажите, что ожидает Россию в войне с Японией?
Ответ последовал незамедлительно:
– Поражение.
Врач пошмыгал озадаченно носом, помрачнел, щеки у него обвисли брыльями.
– Мда, – крякнул он.
– Спросите у него, что... у России что, нет ни одного шанса на выигрыш?
Ответ – короткий, жесткий – также пришел незамедлительно:
– Ни одного.
Врач крякнул снова, неверяще покрутил годовой:
– Во дает! Неужели таракан может проглотить верблюда?
– Задайте адмиралу следующий вопрос: «Ваше превосходительство, как это произойдет? Может, есть возможность, отработать машину истории назад?»
– Назад отработать ничего нельзя, – ответил Нахимов. – Поздно. Больше обсуждать этот вопрос я не намерен. – Тарелка под горячей ладонью врача остановилась, потом через несколько мгновений вновь двинулась по бумажному полю. – Мне горько, – добавил Нахимов. Постояв немного, тарелка двинулась по полю опять. – До свидания. Больше меня не тревожьте.
Тарелка остановилась, врач отнял от нее ладонь, потряс рукой с таким видом, словно с ладони у него слезла кожа.
– Так можно и на мат напороться, – сказал он. – Кого вызываем следующим?
Было тихо, на луну наползали яркие тени, меняли ее цвет, уносились в пространство; ощущение тревоги, поселившееся в людях, не исчезало.
– Может, Кутузова? – робко предложил один из мичманов.
– Или Суворова, – добавил другой.
– Давайте попробуем вызвать дух государя Петра Алексеевича, – сказал Эссен.
Тарелка вновь заскользила по бумажному кругу.
Государь Петр Алексеевич, так же как и популярный в народе флотоводец, гостей не ждал, на отчаянные призывы врача отозваться долго не отзывался, – нагретый фарфоровый диск скользил по полю бумаги, не задерживаясь ни на секунду, но врач был настойчив. Наконец он объявил:
– Чувствую какое-то торможение. Сейчас, похоже, государь отзовется. Думаю, для начала он выматерит нас.
Он как в воду глядел – Петр Алексеевич не выдержал, отозвался с привычным для себя матерком:
– Какого х... вам от меня надо? Чего спать мешаете?
– Государь наш, батюшка Петр Алексеевич, которого народ русский прозвал Великим, – льстиво начал врач, но Петр Первый оборвал его:
– Хватит лизать мне задницу! Я ни влажных языков, ни пахучей жопной бумаги не признаю. Говори, чего надо?
Врач, вывернув голову, окровяненным натуженным глазом глянул на Эссена.
– Вопрос прежний, – сказал тот, – что ждет Россию в войне с Японией?
Тарелка проворно заскользила под рукой врача. Государь Петр Алексевич в выражениях не стеснялся.
– Мать вашу, – забормотал врач, переводя загробный текст, – вляпались вы в говно с этими косорылыми! Кто просил, кто велел? Надо было обойтись дипломатией, а не гробить русские корабли на рейде. Что теперь дальше будете делать, жопошники?
– Во дает государь-император! – невольно восхитился врач и невольно втянул голову в плечи: на мгновение представил себе, во что превратил бы его Петр Алексеевич, случись этот разговор лет двести назад.
В лучшем случае вытянул бы из кармана клещи и выдрал бы у него изо рта все зубы до единого, в худшем – оторвал бы голову целиком. Вместе с зубами. По части зубов он, говорят, был большим мастаком, специально искал, кому бы челюсть повышелушивать, и если находил, то немедленно расплывался в довольной улыбке и в хорошем настроении пребывал уже до самого вечера.
Рука Сергеева, поскольку не было ответа грозному духу покойного государя, дрогнула и сама по себе побежала дальше по расчерченному кругу.
– А, жопошники? – вторично спросил государь, надеясь получить ответ на этот скорбный вопрос.
– Передайте государю, что первыми напали японцы на Россию, а не Россия на Японию.
– Фи! – пришло в ответ презрительное, и вспотевшему, со вздыбленными от напряжения остатками волос врачу показалось, что сейчас Петр Алексеевич собственной персоной заявится на эту тихую веранду, склонит над собравшимися свое взбешенное усатое лицо. – Как может маленькая козявка нападать на большую лошадь? И вообще кто позволил? А если позволил, то значит, государством Российским управляет дурак. Или дураки. Много дураков.
– Истинная правда, – согласился с Петром Алексеевичем Эссен, – что есть, то есть. Спросите у государя, какой конец ждет нас в этой войне?
Врач снова стер пот со лба, передал вопрос. Ответ пришел без задержки:
– Плохой!
– Мы проиграем войну?
– Да!
В сентябре 1904 года лейтенант Колчак, измотанный приступами ревматизма, был списан на берег. Его поздравили с потопленным крейсером «Такасаго» – это была одна из немногих побед русского флота в той войне, все другое, на чем ни останавливает свой взгляд нынешний историк, проходит по разряду поражений, – сообщили также, что за этот крейсер он представлен к ордену, документы уже отправили к государю-императору, и перевели служить на сушу.
К сожалению, у Колчака иного пути не было. Как, впрочем, не было и у других боевых офицеров, славно воевавших на море. Военные действия на море практически закончились – все, финита! – японский флот беспрепятственно бороздил водные просторы во всех направлениях и ожидал прихода эскадры адмирала Рожественского, о которой было уже объявлено, но которая до сих пор не покинула воды Балтики. Эскадра собиралась выручать Порт-Артур, хотя выручать, похоже, было уже нечего. Адмирал Того, ощущая свое превосходство, только руки потирал да гладил маленькую породистую собачонку с кудельками волос, дыбом встающих на крохотной жирной головке – он знал, как можно будет справиться с эскадрой Рожественского, которая обязательно ослабнет в долгом плавании...
А пока боевые порт-артурские офицеры списывались с кораблей на берег. Вместе с пушками.
Так очутился на берегу и Колчак. Назначен он был на сдвоенную батарею, главная ударная сила которой состояла в нескольких тяжелых 120-миллиметровых орудиях. Из ствола этой длиннющей морской пушки были видны днем звезды и луна, небо можно было рассматривать, как в телескоп. Кроме 120-миллиметровок, на батарее были еще 47-миллиметровые орудия. Занимала батарея позиции на Скалистой Горе.