— Ну, дела, — пробормотала горничная, прикрыла дверь и побрела на кухню. — Может, свихнулись мои баре!..
Белявская со всеми подробностями описала появление чекистов, процедуру опроса, предъявления ордера на обыск и самого обыска, не упустив ни единой мелочи. Она даже нарисовала портреты руководителя чекистов и его помощницы.
— Не вмешивалась в их действия? — спросил супруг. — Вела себя, как мы условились?
— Сидела тихо как мышь. Вся сжалась в комок, думала только об одном: вот отворится дверь, ты войдешь и тотчас окажешься у них в лапах!..
— Они спрашивали обо мне?
— Ни слова не проронили. Но я-то не слепая. Если бы ты знал, Станислав, как они ждали тебя!..
— Глупая, мне было точно известно, когда они явятся, — усмехнулся супруг.
— Понимаю… И все же в конце концов не выдержала, разревелась, как гимназистка!
— Я все знал, — продолжал Белявский. — Видел, как они подъехали на извозчике и вошли в дом, послав одного человека к черному ходу. Я все великолепно видел, Стефа.
— Где же ты был?
— Это неважно. — Супруг тонко усмехнулся. — Был у друзей. К счастью, у нас еще остались друзья. Имеются даже и среди этих…
— Среди чекистов?
— Кто же, по-твоему, предупредил меня о предстоящем обыске? Разумеется, один из них. — Белявский зашептал: — Обыск должен был состояться еще четыре дня назад. Его отложили… по моей просьбе!
— Ты это серьезно?
Белявский поджал губы и наклонил голову в знак того, что отнюдь не шутит. Стефания во все глаза смотрела на него, не веря в то, что сейчас услышала.
— Ну-ка, припомни, — сказал Белявский, — вспомни, Стефа, кто был у нас с визитом в четверг… Подсказываю: ты сама готовила ему кофе. Он любит кофе с абрикотином, крепкий кофе со сливками и абрикотином, и чтобы сливки были взбиты и пенились. Ну?
— Базыкин! — вскричала Белявская и руками стиснула голову. — Базыкин — чекист?!
— Да что ты! Какой к черту чекист… Верно, в гостях у нас был он, собственной персоной, Харитон Базыкин, миллионер, хлебный король, домовладелец, арматор [1] и прочая, прочая. — Белявский с явным удовольствием перечислял титулы именитого гостя.
— Для меня он просто приятный человек, галантный мужчина, — сказала Стефания.
— Не спорю. А знаешь, зачем пожаловал почтенный Харитон? Обычный визит? Как бы не так!
— Ему всегда нравилось бывать у нас.
Белявский хитро посмотрел на жену, достал из портсигара и зажег папиросу и, глядя на курчавую струйку дыма, заговорил окая, вероятно копируя речь Базыкина:
— Милостивый государь Станислав Оттович, я человек в городе известный. Всяк знает, Харитон Базыкин не нищий. И при нынешнем положении вещей сам господь бог велел каждому опасаться за нажитые капиталы, меры предосторожности обдумать и принять. И чтобы не мешкать в этом благом предприятии… Ну я и принял меры. Кое-что за границу отправил, в надежные банки. Кое-что дал на хранение верным людям: до заграничных банков далеко, а деньги вдруг могут понадобиться. Так вот, хочу и вас попросить, любезный. «Товарищи» вот-вот ко мне нагрянут, это как пить дать. Шарить будут по всем углам. У иных уже шарили… Ну а с вас что возьмешь? Нет, обысков вам опасаться не приходится. Так-то, дорогуша Станислав Оттович… Я, видите, женины побрякушки еще не пристроил. Зарыть хотел в землю спервоначалу. В укромном месте сховать, чтобы полежали до времени. Ан нет, не дает согласия предобрая женушка! Отнеси, говорит, мой ларец доктору Белявскому. Много хорошего мы ему сделали. Он человек правильный, с совестью, охулки на руку не возьмет.
— И принес? — вскричала Белявская.
— В тот же день.
— Погоди, погоди… — Женщина вскочила с софы. — Неужели перламутровая шкатулка?
Супруг весело кивнул.
Белявская помертвела. Дрожащей рукой взяла с дивана протокол обыска, протянула мужу.
— Вот… Все это нашли и унесли!
Хозяин поудобнее устроился на подушках, приблизил протокол к глазам и стал читать.
Белявская дико глядела на мужа. Она ничего не понимала. Вчера вечером он позвал ее в кабинет, показал большую шкатулку розового перламутра и объяснил: в шкатулке фальшивые драгоценности и золотые монеты. В городе происходят обыски, аресты. Завтра должны прийти и к ним домой. Так вот, пусть чекисты найдут эту шкатулку. Очень хорошо, если это случится и они заберут находку. Так надо.
А сейчас выяснилось, что в шкатулке были не стекляшки — драгоценности Базыкиных: колье, браслеты, перстни, броши! Она сама видела все это на купчихе. Ценности стоят огромных денег. И теперь они в руках чекистов!
Между тем Белявский просмотрел протокол, аккуратно сложил его и спрятал в карман. При этом он зевнул, хитро взглянул на супругу.
— Как же так? — прошептала Стефания. — Ведь ты говорил, что они фальшивые. Ты же сам говорил это, Стась!
— Фальшивые, Стефа, — подтвердил Белявский. — Фальшивые, но не все. Кое-что настоящее, базыкинское. Но из мелочи. Главное же… — Он заговорил быстро, взволнованно: — Я два дня бегал по городу, подбирал замену. Хвала Господу Богу, нашел подходящее.
— Это счастье, большое счастье, Стась! Иначе бы мы всю жизнь расплачивались с ними и не расплатились. Куда же ты спрятал их? И как быть со шкатулкой — ведь такой больше не найти, да и похожей не подберешь?..
— Погоди, Стефа. Теперь мы подошли к главному. Оно, это главное, заключается в том, что Харитон Базыкин не получит ни единого камешка.
— Стась!
— Не перебивай, — закричал Белявский. Он напрягся, выставил руки с растопыренными пальцами. — Разве просили его тащить сюда этот ларец? Нет, черт возьми, он сам решил, что так будет лучше. Кто неволил Харитона Базыкина? Уж во всяком случае не мы с тобой. Более того, я честно предупреждал его об опасности. Сказал, что он сильно рискует: кто их знает, этих чекистов, может, и у нас будут рыться — разве такое исключено? А что он, Базыкин? Высмеял мои опасения и доводы… Кто повинен, что к нам все же нагрянули? Никто не повинен. Итак, обыск был. И есть свидетели, которые где хочешь подтвердят, что чекисты в укромном месте нашли шкатулку, набитую драгоценностями мадам купчихи, нашли ее и схапали. Ко всему имеется протокол обыска с перечислением того, что было отобрано… Так что запомни, Стефа, все драгоценности конфискованы! Кстати, мы тоже понесли урон: в шкатулке было пятьсот рублей золотом. И все монеты — настоящие.
Белявский сделал паузу, чтобы раскурить новую папиросу. Некоторое время он сосредоточенно размышлял, потом погасил папиросу и оглядел стоявшую перед ним жену. У него потеплели глаза. «Красивая, — подумал он, — такая же красивая, как и прежде. Будто время остановилось, не было этих четырех сумасшедших лет».