— А ну, слазь! — негромко сказал он.
— Куда это я должна слезть? — ответила Саша, с любопытством рассматривая незнакомца.
— А туда… — Человек замысловато выругался, стрельнул глазами по сторонам. — Добром прошу, освободи торбу!
Площадь была пустынна. Убедившись в этом, мужчина пинком сбил Сашу с мешка, подхватил его, одним движением закинул за спину и зашагал прочь.
Саша вскочила на ноги, загородила ему дорогу.
— Не балуй! — Незнакомец снова сплюнул, поиграл слегка вытянутым из кармана ножом.
Он хотел сказать и еще что-то, но осекся: в руках у девушки оказался пистолет.
— Пардон, — пробормотал налетчик, сбросил мешок на землю и с независимым видом пошел к вокзалу.
— Стой!
Мужчина ускорил шаг.
— Стреляю! — сказала Саша.
Незнакомец остановился. Саша поманила его пальцем и, когда он подошел, показала на мешок:
— Бери!
Видя, что тот озадачен, настойчиво повторила:
— Бери!
Он поднял мешок, растерянно посмотрел на Сашу,
— Теперь двигай!
— Куда?
— Двигай, — повторила Саша, шевельнув стволом пистолета. — Сам знаешь куда.
Налетчик понуро побрел через площадь.
Саша сунула пистолет в карман жакетки и пошла следом, забавляясь создавшимся положением.
В двух шагах от здания ЧК «носильщик» остановился.
— Трое у меня, — глухо сказал он, глядя куда-то поверх головы Саши. — Трое, и все девчонки. Младшей годик. Второй день не жрали. Устали орать с голодухи… Увидел, что вытаскиваешь хлеб, не выдержал.
Саша с минуту молча смотрела на него.
— Дай сюда финку!
Он шевельнул прямыми, как доски, плечами, вытащил из кармана свое оружие. Это был кухонный нож с засаленной деревянной ручкой.
Саша повертела нож в пальцах. Подумав, сунула его в щель между тротуарными плитами, ногой нажала на рукоять. Лезвие хрустнуло и переломилось.
— Развязывай торбу!
Мужчина послушно размотал шнурок, стягивавший горловину мешка. Там оказался сверток с одеждой и два кирпича черного хлеба.
— Бери хлеб!
Человек тупо уставился на Сашу.
— Бери!
Он заплакал.
Саша вложила ему в руки оба кирпича, подхватила мешок и ушла.
Вскоре она сидела перед комендантом ЧК, к счастью оказавшимся на работе.
— Лады, — сказал комендант, просмотрев Сашины документы. — Лады, деваха. — Он откинулся на спинку стула, поднял глаза к потолку, пожевал губами. — Это когда же ты, стало быть, изволила приехать?
— Сегодня.
— Одна?
— С латышским полком. Особый латышский полк. А что? В чем вы сомневаетесь, товарищ?
Комендант не ответил. Тяжелым пресс-папье стукнул в боковую стену, к которой был придвинут стол. Видимо, пресс-папье для этой цели служило нередко: стена вся была в мелких выбоинках.
Комендант постучал вторично.
— Журба! — гаркнул он, обращаясь к той же стене.
Почему-то Саша была уверена: человек, которого зовет комендант, будет такой же бравый вояка, с боцманским голосом, при маузере и шашке на перекрещенных ремнях.
Но оказался Журба узкоплечим застенчивым пареньком лет шестнадцати. Войдя, остановился у порога, не зная, куда девать большие худые кисти, торчащие из чрезмерно коротких рукавов совсем уж детского пиджачка.
— Возишься, — строго сказал комендант и положил пресс-папье на место. — Катя где?
— Моется же с дороги, — тонким голосом проговорил Журба и густо покраснел.
— Моется, — недовольно протянул комендант. И решительно приказал: — Позвать!
Когда Журба повернулся к двери, чтобы идти, Саша увидела у него на бедре огромный «смит-вессон» в самодельной кобуре. Револьвер зацепился за ребро дверной коробки. Журба на секунду застрял у выхода, рванулся и неуклюже вывалился из комнаты.
— Орел, — буркнул комендант. И вдруг улыбнулся: — А нюх у него, что у твоей легавой, хоть ошейник с медалью вешай. На золото нюх, ежели оно заховано. Бывает, шукают хлопцы на обыске, бьются, а все без толку. Тогда накручивают телефон: «Журбу сюда!» И что ты думаешь? Явится, покрутит носом и — вот они, кругляши!..
Дверь отворилась. Вошла женщина. Саша удивленно подняла плечи. С минуту они молча глядели друг на дружку, потом расхохотались. В одной роте были политбойцами, вместе в разведку ходили, все лето мотались по стране, дрались с врагами Советской власти. Сюда и то ехали в одном вагоне. Вроде бы подруги — водой не разольешь. А помалкивали, что чекистки.
Саша посмотрела на коменданта, устроившего ей ловушку:
— Хитер ты, дядя!
Тот пожал плечами.
— Будешь хитрый, ежели в благословенной Одессе кинешь в собаку, а попадешь в контру.
Снова было пущено в ход пресс-папье, и, когда Журба явился, комендант приказал накормить и устроить Сашу.
2
Катя Теплова и Саша ночевали в комнатке рядом с кабинетом коменданта. Лежали рядышком на широченном скрипучем топчане и вспоминали о пережитом, временами прерывая беседу, когда комендант очень уж энергично распекал безответного Журбу или колотил по рычагу телефона, пытаясь докричаться до станции…
Саша узнала, что Катюша Теплова — потомственная рыбачка из-под Балаклавы, что родителей ее в восемнадцатом зарубили бандиты и что теперь один-единственный близкий ей человек на всем белом свете — это электрик с минного заградителя «Смелый», который вот уже полгода как не подает о себе вестей, хотя вроде бы жив — видели его люди в матросском десанте у Николаева, потом под Ростовом, потом где-то в Сальских степях…
Слушая подругу, Саша размышляла о своей жизни. Вот и ее разлучила судьба с человеком, который мог стать близким, единственным… Доставив в Киев портфель с драгоценностями, они разъехались. Андрей Шагин получил назначение в особый отдел дивизии, действовавшей на западе Украины. Саше же предстояло пробиваться к родным местам в составе латышского полка… Первой уезжала она. Накануне вечером у них оказалось несколько свободных часов. Устроились на лавочке в каком-то сквере. Больше молчали: в тот последний вечер разговор не клеился.
И писем от него Саша не получала — ни одного письма! Да и откуда было взяться письмам, если ее полк кочевал по лесам и степям, все время в стычках, в боях, и что ни неделя — то новое место базирования, новый адрес!..
Заснули девушки перед рассветом.
Утром Катя Теплова получила назначение в отдел. А Саше под расписку объявили приказ: чекисты, которые в силу военной необходимости покинули свои города, должны вернуться к месту работы.