В последующие полчаса бинокль наводился на все, что встречалось по пути. Возчик радовался подарку, как ребенок, потом утомился, завернул бинокль в чистую тряпочку, сунул за пазуху.
В эту минуту он вдруг почувствовал, что должен был о чем-то рассказать встретившейся «учительше». Но о чем именно? Яшук силился припомнить и не мог. Знал только, что это нечто важное.
Ясность пришла много часов спустя, поздно ночью, когда возчик въехал в свое село. Биндюга едва тащилась по безлюдной в ночной час улице. По пути проступали из темноты силуэты домов. Вот возникла изба с заколоченным крест-накрест окном. Ящук усмехнулся. В этом доме минувшей весной бандиты заперли своих пленников. Заперли, да не устерегли. Хозяйка оказалась расторопной бабой… Куда же она девалась? Исчезла вскоре после тех событий. Забила окно, подперла колом дверь да и ушла. Говорили, будто подалась в город, где у нее проживали родственники или знакомые…
Следующим домом была просторная пятистенка деревенского лавочника Аникана. Самое бандитское гнездо. У Аникана останавливался атаман, квартами глушил самогон, до которого был великий охотник. Здесь бесноватый батько беседовал с посланцами других бандитских вожаков, принимал гостей…
Гости!
Микола Ящук так натянул поводья, что каурая едва не взвилась на дыбы. Гости! Наконец-то он вспомнил!
Известие, предназначавшееся для Саши, было такое. Третьего дня в городе, возле привоза, Микола Ящук вдруг повстречал того самого атаманова гостя, который минувшей весной приехал в село из города и вместе с бандитами искал по степи «учителя» и «учительшу»… Этот тип, когда его обнаружил Ящук, шел мимо привоза, держа в руке военную сумку. Открыто шел, не таясь, будто не бандит он, а хозяин в городе, чуть ли не комиссар. Ящук пошел было следом, но растерялся, промедлил: опасался за лошадь. И бандит успел скрыться. Но это неважно. Главное, что он в городе. Значит, его можно выследить и арестовать.
Саша сидела в линейке, привалившись спиной к большому, туго набитому мешку, перемазанному землей, насквозь промокшему. Несколько часов назад мешок был вырыт из тайника в лесу. При каждом толчке в нем что-то звенело, перекатывалось.
Конники, конвоировавшие линейку, смеялись, упражнялись в остроумии. Поначалу Саша отвечала им, потом устала. Какое-то время даже дремала, пока линейка шла по ровному дну высохшего озера.
Ее двухнедельная командировка подходила к концу, Она торопилась домой, чтобы поскорее доложить о результатах поездки, привести себя в порядок, отоспаться, Только этим можно объяснить, что при встрече со старым Ящуком она не спросила об Андрее Шагине. Ведь где только не бывает возчик, с кем не встречается во время своих странствий по округе. Вполне возможно, что видел где-нибудь Андрея. А она толком не поговорила с ним.
Сейчас Саша досадовала, злилась на себя.
Поздно вечером линейка и конвоиры добрались наконец до города. И только здесь, у здания УЧК с темными окнами и запертой входной дверью, выяснилось, что сегодня не пятница, как почему-то полагала Саша, а суббота и на работе никого нет и завтра тоже не будет…
Помощник коменданта и посыльный стащили с линейки привезенный Сашей мешок, унесли в дежурку. Конвой был отпущен и на рысях ушел в расположение своего эскадрона.
Саша осталась одна на улице. Постояв, поплелась домой. Очень хотелось спать. Но она знала, что еще долго будет ворочаться в постели: слишком напряжены нервы. Перед глазами неотступно стоял Микола Ящук. Она не могла простить себе, что не задержалась, не побеседовала с ним.
В понедельник утром, когда Саша пришла на работу, Кузьмич сидел на корточках перед вспоротым мешком и извлекал из него документы.
— Есть новость, — сказал он, как только они поздоровались. — Мне кажется, довольно интересная. Но сперва говори ты.
Саша доложила о том, как отыскала приметное место на опушке леса и вырыла мешок с серебром и архивом, а затем совершила поездку почти за сто пятьдесят верст — к хутору, близ которого, по утверждению Олеся Грохи, в перестрелке с бандитами погиб его напарник чекист Тарас Чинилин.
— Гроха чист, — твердо сказала Саша. — Все проверено. У меня никаких сомнений.
— Ну-ну, — усмехнулся Кузьмич, — не будем спешить, расскажи обо всем обстоятельнее.
— Есть свидетели: видели, как двое отстреливались от бандитов. Отбились от них и ушли в степь. А тут новый патруль. Опять выстрелы. Бандитам удалось застрелить одного. Другой спасся — помогло, что к этому времени стемнело. Но он вернулся к телу товарища — хуторяне утверждают, что наутро увидели свежий холмик у подножия кургана, как раз возле того места, где лежал убитый.
— Уверена, что речь шла о Грохе и его спутнике?
— Уверена. — Саша достала фотографию Грохи. — Эту карточку я возила с собой. Хуторяне опознали Гроху. Но у меня не было фото Тараса Чинилина. Поэтому пришлось принять крайние меры.
— Неужели вскрыла могилу?
— Да. Надо же было довести дело до конца, чтобы рассеялись все сомнения.
— М-да… — Кузьмич покачал головой. — Тело почти четыре месяца лежало в земле…
— У Чинилина недоставало мизинца на левой руке. Это хорошая примета.
— Спасибо, Саша. Что было дальше?
— Дальше было хуже, — Саша помедлила. — Или лучше. Это как считать.
— Что ты имеешь в виду?
— Рапорт Константина Лелеки.
— Ты и его проверила?! — воскликнул Кузьмич.
— Уж заодно…
Саша достала из сумки и разложила на столе сильно потрепанную карту с пометками и значками, связку бумаг, блокнот с записями и копию рапорта, написанного Лелекой по требованию Кузьмича.
— Это дело сложнее, — сказала она. — Все сложнее, за что ни возьмешься. Вот смотрите: Константин Лелека указал, что, заболев дизентерией, добрался до железнодорожного разъезда Логиново в конце мая… Простите, в конце апреля. С маем месяцем здесь связано иное обстоятельство, и я сбиваюсь, как только начинаю думать об этой истории… Итак, он добрался до разъезда. Захар Пожидаев ушел дальше, а Лелека остался — почти две недели жил у начальника разъезда, фамилии которого не помнит. Жил у него и лечился.
— Что же тебе кажется странным? Ну, забыл человек фамилию. Может, сильно болел… Достаточно отыскать этого железнодорожника — и дело с концом. Установила, как его зовут?
— Да, установила. Его звали Говорухо Сидор Никитич.
— Звали?..
Саша передала Кузьмичу лист с несколькими подписями. Это был акт. Группа жителей деревни, расположенной по соседству с разъездом Логиново, свидетельствовала, что в середине мая 1919 года отряд, командиром которого был известный в округе белогвардейский полковник, совершил налет на разъезд Логиново. Все находившиеся там люди, включая начальника разъезда Говорухо и его семью, были убиты, а сам разъезд сожжен.
— Смотри как получилось, — пробормотал Кузьмич.