Она кивнула.
— Энрико?
— В Вене. Поехал к поставщикам. Вот-вот должен вернуться.
— Понял… Что у тебя стряслось?
Саша рассказала об отравившихся женщинах и о полицейском расследовании.
— Был запрос за океан, — заметил Кузьмич.
Саша быстро повернула голову к собеседнику.
— Ну, что ты! — сказал он. — Все нормально.
Он внимательно выслушал сообщение о контактах с полицей — президентом.
— Чего хочет этот Иост?
— Предложил стать моим компаньоном.
— У него есть деньги?
— Я спросила. Он ушел от прямого ответа… Но у него имеется кое-что более ценное. Иост — дружок Зейсс-Инкварта.
— Что ж, хорошо. Только все равно надо, чтобы он сделал вклад. Настаивай, покажи себя деловым человеком.
— Деловой человек вцепился бы в возможность использовать его связи.
— Жадный деловой человек постарается использовать и его связи, и деньги. Настаивай. Покажи себя жадной. Будет больше ценить.
— Вчера в Линце выступал Гитлер.
— Знаю.
— Там был и Зейсс-Инкварт, Проводил Гитлера на аэродром. Потом они около двух часов беседовали.
— Зейсс-Инкварт и Иост?
— Да. Уединились в ратуше. А я ждала в машине.
— О чем был разговор?
— Не знаю… Кузьмич, президента Микласа уже нет. Теперь Зейсс-Инкварт канцлер и президент. Так сказал Иост.
— Но это противоречит конституции.
— Они плевать хотели на конституцию.
— М-да. — Кузьмич помолчал. — Что говорил Иост, когда вы возвращались сюда?
— Сделал мне свое предложение о компаньонстве. Сказал, что Зейсс-Инкварт сулит ему крупный пост в министерстве безопасности и внутренних дел.
— Тогда зачем ты ему нужна?
— Он делец. Еще неизвестно, как сложится его карьера в министерстве. А здесь верный доход. И немалый. Нарисовал картину того, как мы развернем сеть кондитерских по всей стране.
— Под его высоким покровительством?
— Он так и сказал: «Действуйте смело, дерзко. Я буду вашим ангелом-хранителем».
— Что же, не лишено интереса… Но все равно деньги он должен дать. Требуй. Покажи себя настойчивой, жадной. Такие в его среде ценятся высоко.
— Понимаю.
— Сеть кондитерских по всей Австрии… Может, кое-где и в Германии?
— Боюсь загадывать. Нужны солидные средства. Пока их нет… Конечно, со временем они бы вернулись…
— Деньги можно найти.
— Тогда стоило бы рискнуть.
— Думаю, стоит. Но я еще посоветуюсь… А пока жди.
— Я здесь уже год. Еще ничего не сделала. Это угнетает. Мне очень трудно, Кузьмич.
— Ты многое успела: прижилась, завязала важные знакомства. А спешить не следует. У тебя особое задание, и оно может быть выполнено только с началом войны. Впрочем, ты все это понимаешь не хуже меня. Обрастай связями, нащупывай людей, которые могут пригодиться. — Кузьмин продолжал, как бы рассуждая вслух: — Контакт с Иостом… А где найти другую такую возможность ездить в любые районы Германии, когда только вздумается?.. — Он прикоснулся к Сашиной руке. — По некоторым признакам, нацисты готовят акцию против Чехословакии. Быть может, и против поляков. Надо быть ближе к кухне, где это заваривается.
— Ты из-за этого приехал?
— Да.
— Я должна перебираться в Германию?
— Так решено. И кое-что уже подготовлено. Но теперь это будет запасным вариантом: твой альянс с Иостом — предпочтительнее. По крайней мере, я так думаю. Но повторяю, еще посоветуюсь.
Некоторое время они молчали. Автомобиль успел объехать почти весь город и теперь вновь приближался к кладбищу.
— Как выглядит дочка? — вдруг спросила Саша. — Когда ты видел ее?
— Не смог повидать, Саша. Говорил по телефону. И с мамой тоже.
Кузьмич скосил глаза на Сашу. Вероятно, она почувствовала его взгляд, покачала головой:
— Решил, что раскисла?
— Ничего я не решил… Мы долго разговаривали, с полчаса. Я все допытывался: может, им что-нибудь требуется…
— Так они тебе и сказали!
— Верно, не сказали. Но у них все в порядке — это точно. Туда ездил наш человек. Он и взял письмо. И карточку Лолы.
Саша резко повернула голову, но встретилась с взглядом Кузьмича и сникла.
— Не мог, — угрюмо проговорил Кузьмич. — Ну, не мог, Саша. Уж очень она на тебя похожа. И снялась в пионерском галстуке. Она же и не догадывается, где ты… А на одном сложном перекрестке я вдруг почувствовал внимание к своей персоне. Вот и пришлось уничтожить письмо и карточку.
Саша вздохнула, ниже склонилась к рулю.
Фары выхватывали из темноты косые белесые штрихи. Дождь усилился. Впереди снова возникла кладбищенская стена. Саша выключила фары, нажала на тормозную педаль.
— Тебе пора, Кузьмич.
— Да. — Он приоткрыл дверцу. — В четверг здесь, в это же время. Приготовь письмо. — Он криво усмехнулся: — Авось дойдет…
Машина стала. Кузьмич прислушался.
— Тихо, — сказал он. И снова усмехнулся: — Как на кладбище.
Он вылез, прихлопнул дверцу, исчез в темноте.
Автомобиль мягко взял с места.
Прежде чем ехать домой, следовало побывать в кондитерской и взглянуть, как готовится завтрашний ассортимент.
Теперь, когда встреча с Кузьмичом состоялась, Саша мысленно вернулась к тому, что повидала в Линце. В сознании возникло стрельчатое здание ратуши и толпа перед ним. Задрав головы, обыватели глазеют на Адольфа Гитлера. Тот держит речь с большого балкона, жестикулирует — вскидывает руки к голове и потрясает кулаками; сложив ладони, выбрасывает их вперед, будто таранит воображаемого врага, поминутно срывается на крик… Из фраз, которые долетали до толпы, явствовало, что он, Гитлер, считает Линц своей второй родиной, ибо рос здесь и учился, вскормлен здешним хлебом. Что, бродя ночами по городу, он клялся его улицам и площадям возвеличить Линц, Австрию. И пусть теперь люди судят, как он сдержал свою клятву. Отныне Германия я Австрия — одно государство с единой судьбой. Им определена великая роль. Очень скоро у ног тевтонов будет весь мир.
Саша слушала Гитлера я глядела на толпу. Только что совершили насилие над страной, лишили ее государственности, а люди на площади пялятся на виновника всего этого, некоторые вроде бы даже довольны…
В эти минуты произошло то, на что она уже перестала надеяться. К балкону, с которого кричал Гитлер, протиснулась плотная молчаливая группа. В оратора полетели какие-то предметы. На перилах балкона и на стене возникли пятна, подтеки. Те, кто был вблизи, зажали нос и устремились назад, пытаясь выбраться из толпы. В толпу ринулась полиция, отряды людей со свастикой на нарукавных повязках. Началась потасовка. А Гитлер продолжал бесноваться. И рядом с ним кричал, извергая угрозы, новый Сашин знакомец — Зейсс-Инкварт.