За смехом из мертвеца наружу выпростался стон - затяжной, живой, страшный, Аронов почувствовал, что его трясет - сами по себе приподнимаются и опускаются плечи, дрожат руки, потряхивает ноги, челюсть отвисла и из открытого рта на модную, с замшевыми вставками, куртку течет слюна, пальцы просто пляшут, и ему становится уже невмоготу держать убитого, тот валится, давит на него.
Аронов понял, что из него вот-вот выплеснется отчаянный крик, он уже не в силах стискивать его зубами, крик растет, вместе с ним растет и пухнет, словно на дрожжах, рвота. Сопротивляясь из последних сил, давясь, Аронов схватился за горло, икнул, мертвец навалился на него ещё плотнее, стал тяжелее, и Аронова вырвало.
Все, что ещё полминуты назад было внутри него, очутилось на брюках, на полу автомобиля. Резко запахло кислым. Аронов ошеломленно помотал головой и попросил стиснутым чужим голосом:
- Останови машину!
- Тьфу! - отплюнулся Каукалов. Он, похоже, уже пришел в себя и вел теперь "девятку" уверенной рукой.
- Останови! - снова попросил Аронов.
Каукалов сбросил газ, перевел скорость на нейтралку и надавил на педаль тормоза. Аронов вслепую нащупал ручку двери, открыл, вывалился наружу. Выдернув из кармана платок, смахнул рвоту с брюк и склонился над выбоиной в асфальте.
- Хы-ы-ы! - На асфальт шлепнулась лепешка из противно пахнущей жеванины, потом выплеснулось что-то зеленое, и Аронов едва не задохнулся от обжегшей рот горечи - его рвало желчью.
Отвернувшись от напарника, Каукалов ухватил убитого водителя за воротник натянутого на голову пиджака и попытался вернуть его в сидячее положение. Каукалов был покрепче Илюшки, хотя тоже чувствовал себя паршиво.
Отблевавшись, Аронов с трудом влез в машину - он не только лишился содержимого своего желудка, он совершенно лишился сил. Вместо голоса у него теперь было слабенькое старческое сипение.
- Терпи, - сказал ему Каукалов и оглянулся назад - нет ли кого, не приближается ли какая-нибудь подозрительная машина, патрульная из муниципальной милиции или гаишная, - нет, ничего опасного не было, пронеслись лишь два "мерседеса" из ночного Останкина, один впритык к другому, и все. - Для первого раза это нормально. Говорят, так со всеми бывает.
- А с тобой почему не было? - с трудом выговаривал Аронов.
- Потому и не было... - Каукалов споткнулся на секунду, - не знал, стоит об этом сообщать или не стоит, облизал губы и продолжил: - Потому и не было, что это не в первый раз.
В ответ Аронов неопределенно мотнул головой, он находился в том состоянии, когда люди совершенно не соображают, что говорят и что делают.
- Куда мы дальше? - отдышавшись, спросил Аронов.
- Все, уже почти приехали...
Через минуту машина вползла на длинный, круто выгнутый мост, аркой взметнувшийся над железнодорожными путями, и остановилась... Каукалов выбрался из автомобиля, огляделся, невольно хмыкнул: в том, что парализованная страхом Москва становится в поздние часы пустынной, будто по городу прошелся мор, есть свои положительные стороны.
- Вылезай! - скомандовал он Илюшке. - Освободимся от пассажира - и тебе сразу станет легче. - Каукалов усмехнулся.
Аронову было так жаль себя, что он готов был разрыдаться. И в ту же пору был очень далек от того, чтобы в чем-то обвинить своего приятеля. Он, жалобно скорчившись на сиденье, продолжал держать обеими вытянутыми руками заваливающегося набок убитого человека.
Вдруг Каукалов рассмеялся, Аронов вздрогнул и пришел в себя, обвел пространство влажными черными глазами, потом вылез из машины.
- Надо же - никого кругом, ни единой души, - оглядевшись, проговорил он сдавленным голосом, тряхнул головой. - Вот так Москва - столица нашей Родины!
- А ты думал! За что боролись - на то и напоролись. - Каукалов ухватил убитого под мышки, развернул спиной к открытой двери. - Помогай! натужившись, просипел он, пятясь, сделал несколько шагов к парапету моста. - Зар-раза, только что теплый был, а уже остыл. Неувертливый, как бревно.
Аронов подцепил убитого под ноги, помог выволочь из машины. Вдвоем подтащили труп к парапету, вначале забросили на него ноги убитого, потом, кряхтя, туловище и с силой пихнули вниз, на смутно посвечивающие в темноте сталью железнодорожные рельсы.
Труп кулем понесся вниз, почти беззвучно приземлился, звякнуло только что-то остро - то ли расколовшиеся в кармане очки, то ли выскочившая авторучка с металлическим колпачком, угодившая на рельсы, то ли ключи, то ли вообще какая-нибудь железная побрякушка, совершенно лишняя, ненужная в личном хозяйстве, но тем не менее бряцающая сталью в карманах, - и все. Каукалов оттолкнулся от перил моста:
- Смываемся отсюда!
Он сел на водительское место, Аронов разместился сзади.
- А чего не рядом со мною? - удивленно спросил Каукалов.
- Да от меня пахнет сильно, - жалобно сморщившись, проговорил Аронов.
- Пахнуть будет везде одинаково, что на переднем сиденье, что на заднем... Пока ты не высохнешь. Гораздо сильнее твоей блевотины - запах крови. Садись! - Каукалов хлопнул рукой по сиденью рядом.
- Нет, я пока тут отдышусь... А потом пересяду.
Каукалов лихо, прямо на мосту, развернул машину, понесся вниз, резко затормозив, свернул вправо, в темный, без единого фонаря, переулок, с грохотом, будто пушечное ядро, проскочил по нему, свернул влево, потом ещё раз, на полном газу, едва не опрокинувшись набок, свернул.
- Ты чего? - встревожился Аронов.
- Да показалось, что сзади милицейская машина - решил оторваться. Каукалов влетел в какой-то двор и остановился. Заглушил мотор.
- Ну как? - шепотом спросил Аронов, испуганно втянув голову в плечи.
- Тихо. Замри! Давай послушаем.
Минут десять они сидели неподвижно, с трудом зажимая в себе тяжелое дыхание. Потом Каукалов тихо, по слогам, произнес: "Ни-ко-го" и включил мотор.
- Вообще-то ты был прав, - сказал он Аронову. - У этого лоха надо было забрать документы. Чтобы машины подольше не хватились. А с другой стороны... - он включил скорость и тронулся с места, - с другой стороны, грех оставлять его без документов. Без документов его ведь похоронят, как НЛО - неопознанный летающий объект. - Каукалов хрипло рассмеялся.
- Посмотри-ка сюда. - Аронов тронул его пальцами за плечо.
Каукалов оглянулся. Илюшка держал в руке тощенькую пачечку денег - в основном мятые тысячерублевые бумажки.
- Что это?
- Результат побочного промысла. Это я у него в кармане взял. И это... - Аронов показал запаянный в пластик розовый прямоугольник технический паспорт машины.
Каукалов одобрительно похмыкал в кулак - оказывается, корешок-то не только блевать способен.