Начинался ближний тыл. Здесь нужно идти с особой осторожностью. Он это знал. Гибель его диверсионных и разведывательных групп, которые успешно переправлялись в тыл противника для выполнения различных заданий, чаще всего проистекала из ошибки, допущенной именно в ближнем тылу советских войск, на выходе. Именно здесь погибали и попадали в плен его лучшие курсанты. Впрочем, самые лучшие все же возвращались.

Радовский решил дождаться наступления ночи в лесу. Переходить передовые линии лучше ночью. А еще лучше перед рассветом, часа в четыре утра. Когда теряют бдительность даже самые стойкие часовые. И на этой, и на той стороне. Иногда просто засыпают. Не выдерживают физической нагрузки, и усталость смыкает их веки. Юнкерн тоже это знает. Так что все решат часы. Но Юнкерн не торопится, его ничто не гонит как можно скорее пересечь линию фронта и выйти к немецкому патрулю. Он не знает, что параллельным маршрутом возвращается коллега Радовский.

Он вышел на лесную поляну и осмотрелся. Нигде ни следа. Выпавший прошлой ночью снег прикрыл затоптанную траву и изрытую землю неглубоким и хрупким слоем. В лесу же еще царила осень с ее приглушенными красками поздней поры, когда опавшая листва тускнеет, а зелень темнеет и словно исчезает, чтобы не раздражать графику суровой поры.

Радовский обошел поляну. След оставлять ни к чему. Спустился в траншею. Судя по брустверу, обращенному на восток и добротности ячеек, укрепленных кольями и заплетенными ивовыми прутьями, это была немецкая траншея. Вот пробитый в висок чуть выше серебряного орла стальной шлем, россыпь медных гильз в широком пулеметном окопе. Чуть дальше, из отвода, уходящего в тыл, пахнуло отхожим местом. Вскоре Радовский нашел то, что искал. Блиндаж.

Блиндаж был врыт в землю метра на три. Вход буквой «г», чтобы в проем не влетели ни снаряд, ни граната. Деревянная, видимо, принесенная из ближайшей деревни, дверь. Он толкнул ее стволом автомата. Внутри выстужено. Но все же значительно теплее, чем снаружи. Пахло препаратом от вшей. Химическая, ни с чем несравнимая вонь, хуже и навязчивее которой только разве что трупный запах. Радовский знал, что порошок от вшей назывался Russla и что солдаты вермахта называют его кормом для вшей. Немцы притерпелись к этой вони, видимо, потому, что страх заразиться тифом от насекомых был сильнее отвращения от неприятного запаха препарата. В конце концов, пищу можно принимать и не в блиндаже, а в траншее, на чистом воздухе.

Он лег на нары. Из-под подстилки с торопливым шорохом и писком выскочили мыши. Две или три. Они как живые горошины брызнули к стене и мгновенно провалились вниз, где ими были предусмотрительно вырыты норы. Радовский усмехнулся и заглянул под дощатый настил. Мыши нагнали целые горы земли. Похоже, они все там перекопали. Что ж, подумал он, устало опуская веки, они хорошие солдаты. Во всяком случае, его вторжение не застало их врасплох.

Глава пятая

Бальк встал к пулемету сам. Schpandeu был установлен настолько удобно, что можно было вести огонь, стоя на коленях на земляном выступе, вырезанном лопатами на необходимой высоте.

Первые же очереди пулеметов, оборонявших опорный пункт, заставили иванов залечь. А когда в дело вступили легкие противотанковые орудия, те начали откатываться.

– Они научились воевать, – сказал Бальк, прервав длинную очередь. Некоторое время он смотрел поверх пулемета в поле. Кожух нагрелся, и над ним плавало марево, совсем как летом, когда воздух здесь нагревался до тридцати, так что серые крыши деревенских домов, крытых дранкой, если пристально смотреть на них издали, казалось, плавились.

– Еще бы, – отозвался Буллерт. – Смотри, мы ни одного не прихлопнули, а они взяли и отошли. Наверняка что-то задумали.

Цепи иванов исчезли в лесу так же быстро, как и появились.

– Они просто греются, – сказал Пачиньски. Во время стрельбы он придерживал ленту, чтобы шла в приемник ровно и не захлестывала. – А заодно издеваются над нами.

– Греются… Сейчас и нас согреют.

Бальк осторожно потрогал кожух пулемета. Он все еще пылал.

– Это хорошо, – заметил его беспокойство Буллерт. – Смазка не застынет.

– Вилли, ты кем был до призыва? – спросил он второго номера.

– Помощником адвоката. Я же тебе об этом рассказывал. Ты, что, Арним?

– Извини. Просто я хотел узнать, не забыл ли ты об этом?

– Иди ты к черту! Мы все здесь контуженые! Но не до такой же степени!

Все засмеялись.

И в это время тяжелый снаряд вспорол пригорок перед крайними деревенскими дворами правее их сруба.

– Мать твою! – по-русски выругался Буллерт и начал снимать пулемет со станка. – А ну-ка, Эрвин, помоги. Эти «чемоданы» разрываются на осколки по пять килограммов каждый!

Второй снаряд лег немного глубже. Но деревню русская артиллерия не трогала. Снаряды рвались вокруг второго ДОТа, который был сооружен метрах в ста пятидесяти правее их позиции. Соседний ДОТ был значительно больше. Во время отражения атаки русских оттуда вели огонь сразу два пулемета, в том числе и крупнокалиберный. Кроме того, там стояло новенькое 50-мм ТПО. Оно сделало всего один выстрел. И это было большой ошибкой артиллеристов. Они обнаружили себя, хотя иваны атаковали вяло и без поддержки танков и самоходных орудий. Наверняка русские оставили в поле корректировщика. Так что атака – всего лишь маскировка. В поле лежало несколько неубранных трупов лошадей, остов сгоревшего грузовика и полугусеничного бронетранспортера. Следы неудачных атак русских недельной давности. Иваны добежали как раз до бронетранспортера и убитых лошадей.

Бальк настроил линзы бинокля и стал внимательно осматривать бронетранспортер. Развороченные прямым попаданием бронелисты наклонных бортов. Отброшенный в сторону мотор и передний мост. Свернутая набок рубка со щитом и выгнутым вверх стволом малокалиберной пушки. Судя по раструбу на конце, это была кустарным способом установленная вместо штатного крупнокалиберного пулемета 20-мм зенитка-автомат. Лоскуты какого-то тряпья на сухих палках чертополоха. Видимо, в бронетранспортер попала авиабомба. В какое-то мгновение в щели рубки что-то мелькнуло. Так и есть, корректировщик расположился в подбитом бронетранспортере.

– О, господи! Они попали! – Пачиньски стащил с головы стальной шлем и перекрестился.

– Что там? – спросил Бальк, не отрываясь от бинокля.

– Второе отделение накрыли. Прямое попадание. Посмотри, что творится. Вряд ли там кто уцелел.

– Да, теперь нас еще меньше.

На месте заснеженного ДОТа, казалось, надежно врытого в землю на юго-восточной окраине деревни, стоял высокий столб черного дыма. Вывернутые наружу бревна сруба и расщепленные взрывом доски с треском разгорались на ветру. Со стороны домов к воронке бежали санитары.

Бальк лишь минуту рассматривал результат прямого попадания тяжелого снаряда русских.

– Ребята, давайте сюда пулемет. Кажется, я обнаружил их корректировщика.