– Затаскивай, затаскивай их сюда! – командовал Нелюбин, наблюдая за тем, как двое его санитаров подхватили корректировщика и его напарника и бегом волокут по стерне к лесу.

Когда Иванка столкнули через бруствер в траншею, когда Кондратий Герасимович удостоверился, что тот жив и даже не ранен, он вздохнул с облегчением и, пряча за пазуху бинокль, сказал комбату:

– Ну, Андрей Ильич, вот и закончили мы атаку. Проку большого не вижу. Но, ектыть, страху, кажись, нагнали порядочно. Если немцы приняли нас всерьез, то усилят опорный пункт чем-нибудь навроде «ишаков» или парочкой штурмовых орудий. И тогда покоя нам не будет. Потому как ему надо будет их сперва пристрелять, а потом парой-тройкой снарядов реагировать на каждое наше шевеление. – И он почесал зудевшие шрамы на груди.

– Покоем, Кондратий Герасимович, насладимся после войны. – Капитан Солодовников закурил. Курил он с облегчением, пуская дым через ноздри и щуря глаза.

– После войны? – рассеянно переспросил Нелюбин.

– Да.

– А ведь такое время когда-нибудь действительно наступит.

– Что, трудно представить? Просто мы отвыкли от нормальной жизни. – Комбат выпустил через ноздри табачные струи и сказал: – Вчера мои разведчики приволокли «языка». В ранце нашли неотправленное письмо. Солдат совсем молоденький, вроде твоего крестника из полковой разведки. Письмо перевели.

– И что он, этот ганс, домой пишет?

– А то, что и мы. Там, между прочим, были и твои слова.

– Какие мои слова?

– Которые ты только что произнес, о том, рано или поздно, а такое время наступит, когда мы вернемся с войны.

– Ты думаешь, наступит?

Солодовников ответил не сразу, но утвердительно:

– Наступит.

Нелюбин выглянул в поле, посмотрел на Дебрики и покачал головой:

– У нас в деревне бондарь был. Данила. Мужик смирный, тверезый. А баба у него – злющая! Жили они бедновато, с хлеба на квас, что называется. Девок – полон двор. Дочери. Бывало, две лавки углом в горнице сдвинут, сядут – и младшим места не хватает. И два раза в году баба его, Данилиха, приносила ему из сельпа по четверточке зеленой. На Покров и на Пасху. И Данила выпивал. Выпьет ту крохотку, закусит огурцом и – к нам, на улицу. А мужики уже – хор-рошие! Данила бы тоже выпил, а – не на что. В складчине участвовать нечем. И все, бывало, говорил: когда-нибудь, мол, и я напьюсь. Так и помер. Никто его ни разу пьяным не видел.

– Хорошая у него была мечта. – Комбат вздохнул. – Все войны когда-нибудь кончаются. – Он снова затянулся, пустил дым через ноздри, так что казалось, что на нем задымилась то ли шинель, то ли шапка. – И возможно, это самое отвратительное, что ждет нас впереди.

– Нет, Андрей Ильич, тут я с тобой не согласен. Впереди нас ждет победа.

– Черта с два она нас ждет. За нее мы еще не один состав батальона положим. Ну что задумался, Кондратий Герасимович? Пойдем-ка выпьем. А? Хвать его в душу! Все остальные песни – печальные. Вот доложу сейчас хозяину, как прошла атака, и посидим у тебя на НП. Не против?

– Да я всегда такому гостю рад!

– Ну, я тебе, Кондратий Герасимович, не гость, а непосредственный командир. А во-вторых, пошли-ка своего вестового за Сашкой Воронцовым. Посидим вместе. Нас, таких, кто с самой Зайцевой горы, в батальоне раз-два и обчелся.

– Сашка кой-кого собрал. Несколько человек у меня, в Седьмой. Воюют хорошо.

– Я сегодня минометчика твоего видел. Он?

– Он. Сидор Сороковетов. Маршал наш. С тех пор, как его, раненого, с плацдарма эвакуировали, из Седьмой ни ногой. Отпускал к своим, в минометную роту. Иди, говорю, Сидор, все же в тылу воевать будешь. Нет, говорит. Так и остался.

– Как же он без миномета?

– Есть у нас парочка трофейных, – прищурился Нелюбин. – Без минометов нам нельзя.

– Эх, Кондратий Герасимович, любишь ты нештатное оружие! Председательские свои замашки бросить не можешь. Дай тебе волю, ты б, наверно, и танк в роте завел!

– А это ж так: которое дерево со свилью выросло, со свилью ему и повалиться…

С командного пункта Седьмой роты Солодовников связался со штабом полка. Майор Лавренов сразу задал несколько вопросов, которые, как понял Нелюбин по ответам комбата, касались в основном результатов артиллерийской атаки. Немного погодя Солодовников положил на рычаг трубку и сказал:

– Похоже, на сегодня накрылись мои сто пятьдесят с огурчиком.

Нелюбин вопросительно посмотрел на комбата.

– К себе вызывает. Срочно. Все командиры батальонов, начальники штабов должны быть через час в штабе полка.

– Как думаешь, что это может означать?

– Хозяину давно не терпится отличиться.

– Он уже отличился. – И Кондратий Герасимович отвернулся.

За днепровский плацдарм Нелюбин имел орден боевого Красного Знамени. Но в роте никто не помнит, чтобы он его когда-нибудь носил. Старенькая, с отбитой эмалью и изношенной колодкой медаль «За отвагу» висела на его гимнастерке да разноцветные нашивки за ранения. Всегда покладистый, склонный к компромиссу старший лейтенант Нелюбин на этот раз стоял в своем окопе твердо. И когда однажды майор Лавренов спросил его, почему он не носит орден, Кондратий Герасимович тут же, как давно заготовленное, выложил:

– Это не мой орден.

– Как не твой? А чей же?

– Моего замполита лейтенанта Первушина Игоря Владимировича. Представление на него писал собственноручно. Помните такого? Он первым Днепр переплыл и на правом берегу закрепился. И представление мое должны помнить, потому как вы его и подписывали.

– Не дури, Нелюбин, – скрипнул зубами майор Лавренов. – Ну, погоди у меня…

Когда кто-либо из офицеров произносил слово «Днепр», майор Лавренов, казалось, вздрагивал, выпрямлял спину, будто к ней прикладывали кусок льда, и бледнел. Чаще всех, как ему казалось, это проклятое слово в полку произносил командир Седьмой гвардейской роты старший лейтенант Нелюбин.

Глава девятая

Уже стемнело, когда капитан Солодовников собрал у себя на КП командиров рот, замполитов и командиров взводов. Комбат развернул новую карту, и те, кто уже получал боевое распоряжение на действия роты или взвода в наступлении, поняли, что спокойная жизнь в обжитых окопах закончилась.

– Ну что, мои верные окопники! Настал час решительных действий!

Офицеры замерли в ожидании.

– Завтра на рассвете атакуем направлением на Дебрики с последующим выходом на Яровщину и Омельяновичи. Правее будет наступать второй батальон. Левее – третий батальон соседнего полка. Первый батальон – в резерве. Карты получите сегодня же. Капитан Подосинников вот-вот прибудет. Он подробно изложит задачу. А я пока обращаю ваше внимание вот на что. Утром будет небольшая артподготовка. Наша минометная рота в ней не участвует.