— Бежим! — Ник подполз ко мне. — Другой возможности не будет!
Рядом застрочил «калаш» Хуана.
— Я сейчас! — голос мой потонул в шуме боя, и не зная, услышал ли меня Ник, я ринулся в дом, где оставался Гарсия.
Набрав номер ближайшей пиццерии, Сью заказала пиццу на дом и, разложив на столе карту, начала внимательно разглядывать ее. Красным фломастером, чтобы сразу бросалось в глаза, она обводила районы пустынь, намереваясь позже собрать более подробную информацию о каждой из них. Монитор предательски высвечивал сообщение о непрочитанном письме, вызывая раздражение, но девушка принципиально не желала больше тратить время на коммерческие предложения. «Если бы я написала о яме в виде ромбика или о речке крестиком, — подумала она, глядя на экран компьютера, — в вашем районе обязательно нашлись бы такие».
Звонок в дверь возвестил о прибытии ужина. Худой лохматый парень, с лицом, истерзанным пирсингом и бушующими гормонами, передал ей коробку с пиццей, принял деньги, искоса поглядывая на ее грудь, после чего, кокетливо улыбаясь, сообщил, что с радостью разделил бы с ней ужин. Сью всегда раздражали подобные наглецы, считавшие, что если между ног у них болтается отросток, никто не обратит внимания на отсутствие мозга в их черепной коробке. Она невинно улыбнулась и резко захлопнула дверь, едва не разбив ему нос.
Испуганные глаза разносчика пиццы, отскакивающего от летящей на него двери, развеселили ее. Подойдя к столу, Сью сдвинула карту, положила коробку и раскрыла ее. Запах от пиццы исходил восхитительный, и она не сдержалась, отколупнула оливку и отправила себе в рот. Подвинув стул, села и выбрала кусок, показавшийся самым вкусным. Взгляд упал на экран монитора. «Да черт с тобой», — подумала она и открыла последнее письмо.
Здравствуйте, госпожа Макдейл!
Меня зовут Сэмуэл Кончо, мне 13 лет. Я чистокровный индеец из племени апачей. По вечерам я служу уборщиком в офисе туристической компании «Хандсел Тур» и сегодня увидел на столе одного из сотрудников копию вашего письма. С раннего детства меня воспитывал дедушка, потому что родители мои погибли в автокатастрофе, когда я был еще совсем малышом. Еще у меня есть старший брат Рико, но он всегда занят, пытаясь заработать деньги, чтобы я смог учиться в хорошем университете. Я хочу стать историком, как вы. Мой дедушка любил рассказывать предания нашего племени, и порой мне казалось, что нет легенды апачей, которой бы он не знал. В одной из них — очень древней, говорилось о жестоких людях, живших к югу от наших земель и называвших себя «айюмави». Может быть, «айюма» — это сокращение от «айюмави»? А еще, мне кажется, что я знаю скалу, которую вы разыскиваете. Она действительно расположена среди песков и сужается кверху так, что можно подумать, будто там наверху стоит маяк. Мне ее показывал брат, когда брал с собой. Если я смогу вам помочь, буду очень рад этому и знакомству с вами.
С уважением, Сэмуэл Кончо.
P. S. Только, пожалуйста, не сообщайте о моем письме к вам мистеру Джеймсу Слоану, директору «Хандсел Тур», иначе меня уволят.
Сью застыла, едва не подавившись куском пиццы. Предположение мальчишки об айюмах было весьма разумным — названия племен часто сокращались или искажались. Для своих тринадцати лет он оказался довольно смышленым и эрудированным. Но самое главное — упомянутая им скала! Судя по простодушному стилю письма, непохоже, чтобы мальчик выдумывал. Сью бросила кусок в коробку, схватила телефонную трубку и начала набирать номер, указанный в конце письма. Долго держала, слушая длинные гудки, но никто так и не подошел.
* * *
Гарсия не слышал, как я вошел. Стоя у распахнутых створок окна спиной ко мне, он стрелял из автомата короткими очередями. Я быстро окинул взглядом аскетическую обстановку комнаты — пара плетеных кресел, узкая, грубо сколоченная из досок кровать и огромный стол с придвинутыми к нему стульями. Ненависть бушевала во мне, призывая сразу же кинуться на него и раздавить эту мразь, как клопа, но разум подсказывал, что нападать на мексиканца безоружным опасно. Медленно ступая, я подкрался к столу и осторожно взял стоявшую посередине него большую статуэтку собаки. Сомнений в ее древности не возникало и было жалко гробить ее о такого мерзавца, но выбора не оставалось. Я вскинул статуэтку вверх, ощутив, как напряглись мышцы от ее тяжести, и в этот момент Гарсия обернулся. В шуме разгоравшегося на улице боя он не мог услышать меня, скорее почувствовал. Наши глаза встретились, и я с силой ударил его статуэткой в лоб. Она разбилась, распадаясь на множество толстых обломков, а Гарсия ойкнул, как-то сразу став меньше ростом. Его ноги подломились, и он начал сползать вниз. Кровь заливала ему лицо, нос вмялся, глаза закатились, но автомата он не выпустил. Я ухватился за оружие, дернул, но мексиканец только сильнее сжал пальцы. Он уже начинал приходить в себя, и в предстоящей драке все козыри были на его стороне — пребывание в камере у Ромео, ночь в зловонной яме и странные таблетки, которыми нас пичкали не прибавили мне сил, а от левой руки с распухшим и посиневшим запястьем толку в рукопашной схватке практически не было. На ремне Гарсии из ножен торчала рукоять боевого ножа, и я не мешкая выхватил его и резко всадил лезвие ему в грудь. Мексиканец выгнулся и закричал, а я продолжал в ярости колоть его, раз за разом вонзая нож, пока краем глаза не заметил мелькнувшую за спиной тень.
Хуан взбежал по лестнице и напряженно застыл в дверном проеме, направив на меня ствол автомата. Гарсия валялся на полу, на груди его расплывались кровавые пятна, а я стоял рядом, сжимая в руке нож. Понять, что здесь произошло, было несложно. Я видел, как палец мальчишки вздрагивает на спусковом крючке, и ожидал, что сейчас меня прошьет очередь, но Хуан опустил оружие, коснулся пальцами козырька армейской бейсболки, будто отдавая честь, а затем развернулся и, быстро сбежав по лестнице, выскочил на улицу.
Я кинулся к телу Гарсии, вырвал из его скрюченных пальцев автомат. С улицы доносились громкие крики и грохот стрельбы. Фарковцы стреляли по невидимому мне из окна противнику, укрываясь за деревьями и редкими постройками. Я заметил Ника, прячущегося около дома, и побежал к лестнице, но затем вернулся, вспомнив о мобильном телефоне, с которого звонил Гарсия. Подскочив к трупу, я обшарил его карманы. Ничего! Перевернул тело. Маленькая трубка спутниковой связи валялась под ним среди осколков статуэтки, и я запихнул ее в задний карман джинсов. В этот миг глаза наткнулись на кусок перетянутого узкой желтой лентой посеревшего пергамента, торчащего из осколка ноги разбитой собаки. Я схватил его. Лента соскользнула, зацепившись за острый глиняный край, и пергамент развернулся, но мне было некогда разглядывать его. Крепко сжимая в руке автомат, я спустился на первый этаж и, прижавшись к дверному косяку, осторожно выглянул наружу.
Несколько построек горело, и дым клубами стелился по земле, прикрывая сновавших повсюду боевиков, перебежками метавшихся от одного укрытия к другому. Пальба стояла такая, что глохли уши. Взрывы следовали один за другим, оставляя после себя огромные воронки и изувеченные тела погибших. Ник прятался за лежавшим у двери дома бревном, на котором несколько минут назад мы сидели с Хуаном. Он был совсем рядом со мной, но не осмеливался даже поднять головы — то и дело автоматная очередь выбивала из заскорузлой коры брызги мелких щепок. Один из фарковцев, пригибаясь, подбежал к нему и залег рядом, периодически высовываясь из-за бревна, чтобы выстрелить. На Ника он не обращал внимания, полностью поглощенный жестоким боем, но в следующую секунду пуля ударила ему в лоб, превратив лицо в кровавое месиво. Опасливо озираясь, Ник протянул руку и поднял выпавший у убитого автомат. Сверху донесся гул крутящихся лопастей, и над кронами деревьев завис большой вертолет, из которого по распластавшимся фарковцам застрочил крупнокалиберный пулемет. В таком побоище мне еще не приходилось принимать участия. Пули свистели повсюду, рвались гранаты, пулемет из вертолета поливал сверху огнем, со всех сторон слышались душераздирающие крики раненых и приказы полевых командиров, пытавшихся остановить дрогнувших боевиков.