И все-таки Виктор считал, что Лариса сильно сгущает краски. Не настолько уж бедно они живут, чтобы кормить мужа одними макаронами, да еще постоянно жаловаться на жизнь. Во-первых, хозяйство свое, выручает. Во-вторых, как ни крути, а он все-таки работает, зарплату в дом приносит. Пусть не такую большую, как хотелось бы, но все же достаточную, чтобы хотя бы питаться нормально. Не сидит же он сиднем! А где найдешь высокооплачиваемую работу, когда в селе доходов выше десяти тысяч в месяц никто в глаза не видел? Если устраиваться по специальности, то и того меньше будет выходить. Вот и приходится зарабатывать то тут, то там.
Сейчас, например, устроился на деревоперерабатывающий комбинат, при котором недавно открылся цех по производству мебели. Там все же побольше платят, правда, ездить приходится каждый день в соседний город, куча времени на дорогу уходит в оба конца, уезжает рано, возвращается поздно… Свободного времени почти нет. Но Лариска все равно недовольна, хотя сама работает, тоже хоть что-то да получает. Но она в три часа уже дома, одной как ни верти, а скучно, хоть она в этом и не признается. Вот и смотрит по телику всякую дребедень про красивую заграничную жизнь, про горькие слезы богатых! Все о дворце мечтает да драгоценностях! Какие все-таки бабы дуры! Ну откуда, откуда в селе Бережном взяться дворцу? И драгоценности здесь на фига сдались? Огород в них копать?
Виктор даже одно время, устав от постоянных упреков супруги, собирался податься на заработки в Москву, работать вахтовым методом. Но Лариска дура-дура, а тут на дыбы встала! Не отпущу, и все! Мол, ты там себе быстро столичную штучку найдешь и про меня думать забудешь. Как будто «столичные штучки» только и мечтают о таком, как он, — без жилья, приличного образования и денег. Если уж и встретится в Москве какая-то женщина, то примерно такого же плана, как он сам: приезжая, надеющаяся урвать хоть какой-то заработок, кажущийся огромным по сравнению с провинциальным…
Короче, в Москву не отпустила, но тут влезла Лариске в голову одна идея, которой она проела Виктору все мозги. Заработать в Бережном можно было только на одном: на ловле рыбы. Не на удочку, конечно, чтобы заработать себе на бутерброд с икрой, а заниматься браконьерским ловом. Браконьеров-одиночек в Астраханской области, правда, давно не осталось: их всех истребили организованные мафиози. Буквально каждый район, в котором водились осетры, был под чьим-то контролем. Их село Бережное, например, держал Ашот, над ним, поговаривают, стоял некий директор рыбоперерабатывающего завода, а уж куда вела цепочка от него, никто из них, мелких людей, и ведать не ведал.
Панченко не любил ни рыбную ловлю, ни Ашота. Причем первую не любил с детства, хоть и был коренным жителем этих мест. Ловить, конечно, умел, знал и места, где лучше всего это делать, но не любил.
Что же касается Ашота, то у него была сколочена своя команда, и с другими жителями Бережного он старался не вступать в контакт. У него, разумеется, все было подмазано, оплачено и схвачено, так что он чувствовал себя в этих краях королем. Но у самого Виктора такой поддержки не было, и он понимал, что в случае чего Ашот и пальцем не пошевелит, чтобы помочь кому-то из своих подельников. Не говоря уже о нем. Кто он ему такой, Виктор Панченко, чтобы чем-то ему помогать? Словом, ни с какой стороны Виктору не хотелось подступать к этому делу.
Лариска же тем временем продолжала гнуть свою линию. Сейчас же, дождавшись, когда Виктор опустошит сковородку, она вынырнула из комнаты и, отодвинув ее на край стола, села рядом, давая понять, что собирается «серьезно поговорить» с Виктором. Эти «серьезные разговоры» сидели у Панченко в печенках, поскольку сводились к одной и той же теме.
— Я сегодня Николая в магазине видела, — завела Лариса обычную пластинку. — Так вот он говорит…
— Хватит!
Виктор с шумом отодвинул стул и поднялся из-за стола. Быстро прошел к двери и обул старые кроссовки. Лариса, не ожидавшая такой реакции, удивленно спросила:
— Ты куда это?
— Топиться! — усмехнулся супруг, открывая дверь. — Для чего такая жизнь-то нужна?
И, не дав жене ничего сказать, вышел на улицу. Покинув пределы двора, остановился, втягивая носом свежий, наполненный вечерней июньской прохладой воздух. Идти ему, собственно, было некуда, но возвращаться домой не хотелось совершенно. Он бесцельно и не торопясь пошел по улице.
Дорога привела его к речному берегу. Там Панченко присел прямо на песок, достал из кармана пачку сигарет и закурил. Вокруг царило умиротворение, где-то плескалась рыба, вдалеке слышался шум мотора чьей-то лодки.
Вдруг сзади послышались тяжелые шаги. Виктор обернулся. Позади стоял Николай Рыжов, местный мужик, работавший на Ашота. Он прямо смотрел на Панченко, и взгляд этот ему не понравился. Не понравился, потому что Николай смотрел как-то уж особенно приветливо и дружелюбно, что было совсем не в его манере. Мужик он был недобрый, ни с кем дружбы не водил, в гости не ходил и с односельчанами не выпивал. Держался всегда особняком, из местных дела имел только с Павлом Вороновым, да и с ним, похоже, особо не ладил. А уж мимо Виктора, который моложе его лет на пятнадцать, и вовсе проходил, не здороваясь. И сейчас фальшивая улыбка на лице Рыжова насторожила Виктора.
Николай присел рядом, достал свои сигареты и произнес:
— Здорово, Витя. Отдыхаешь от трудов праведных?
— Угу, — пробурчал Панченко, собираясь встать.
Но Рыжов продолжал беседу:
— Это правильно. Отдыхать — оно тоже не мешает. Не все ж рабочему человеку спину гнуть, верно?
Виктор промолчал.
— Да, Витя, — продолжал тот. — Парень ты работящий. Вот только обидно — получаешь копейки. Несправедливо.
— А тебе-то что? — осведомился Панченко.
— Да обидно за таких вот, как ты!
— С каких это пор ты за других переживать стал? — спросил Виктор, с трудом скрывая свое удивление.
— А у тебя жена молодая, красивая, — продолжал Рыжов, будто не слыша вопроса собеседника. — Таких ублажать постоянно надо, а то того и гляди упорхнет, пташка.
— Ты это к чему? — нахмурился Панченко, невольно поднимаясь.
Николай неспешно, аккуратно затушил окурок в песке, тоже поднялся, отряхнул песок с брезентовых брюк и сказал:
— Подходи на берег завтра с утречка. Работенку могу подкинуть. Заплачу — не обижу.
— Это какую же ты мне работу предложить хочешь? — спросил Виктор с невольным интересом.
— Ты приходи, Витя, — почти ласково повторил Николай. — Деньги хорошие.
Он назвал сумму, у Панченко невольно екнуло сердце. Рыжов ушел, а он все еще продолжал стоять на берегу, поражаясь сумме, озвученной Николаем. И после, вернувшись домой, Виктор долго не мог заснуть. Перепуганная его последними перед уходом словами Лариска, обрадованная, что муж вернулся живой и невредимый, не стала даже расспрашивать, где он был, была ласкова и даже в постели впервые за долгое время проявила желание. После этого она быстро заснула, а разгоряченный Виктор долго ворочался. Мысли все время возвращались к словам Рыжова.