— Наводишь о судье справки?
Клим отказался отвечать и спросил в свою очередь:
— Я ответил на все твои вопросы?
— Остался еще один…
Сам Клим Поляков не спросил про деньги — ему о них сказал я. Можно было предположить, что о тайнике в шкафу он ничего не знает. Если бы я заметил, что в моих вещах кто-то рылся, я бы тотчас кинулся к тайнику, к самому ценному. Тайник этот устроил Аннинский. Не самое надежное место для долговременного хранения, а вот оставить их там на время он мог. Я представил себе хрестоматийную сцену, в которой один человек принимает у другого дипломат с деньгами. Оставалось выяснить, за что — за проделанную работу или молчание? Был третий вариант — доля от общей прибыли. И если бы Клим знал о тайнике, он не сел бы Аннинскому на хвост (на какой хвост — об этом собрался сказать Климу чуть позже). Отсюда я сделал логический вывод: Клим — мелкая сошка в каком-то преступном бизнесе, развернутом на лодочной станции, и человек он недальновидный и завистливый. Не имея конкретного плана, он тем не менее кинулся в авантюру. Зависть. Я могу смаковать это слово, глядя на завистника, а Клим — только зеленеть от этого чувства досады, вызванного успехом другого. И та хрестоматийная сценка с передачей денег дополнилась мыслями этого человека. «Легкие деньги», — подумал он, передавая крупную сумму Аннинскому или же находясь в качестве свидетеля, может быть, даже случайного.
— Ты убил Аннинского?
— Нет, — Клим покачал головой. — У меня есть алиби — если ты об этом. В тот час, когда убили Аннинского, я находился здесь, на лодочной станции, в двухстах километрах от Москвы.
— Правда?.. А вот мои агентурные данные говорят совсем другое.
Клим побледнел, как мне показалось.
— Я не был в тот день в Москве. У меня куча свидетелей.
Я отдал ему должное и в свою очередь пнул пакет с одеждой, и если бы в ней находился человек, я бы сломал ему ребра.
— Ты был там в этом костюме. Может, у меня идиотская рожа, но только не мозги. — Я пошел на блеф. — Аннинский тронулся в путь в половине десятого, ты поехал за ним. Он завернул на АЗС в Солнечногорске в 11.05, ты — минутой позже, залил в бак бензина на четыреста рублей. Чек, на котором проставлено время — 11:06 — положил в карман, он до сих пор там. Аннинский тоже сохранил чек, его нашли следователи в кармане пиджака. Аннинский носил 52-й размер, рост 5, а этот, — я снова пнул пакет с одеждой, — на пару размеров меньше. Я знаю вкусы Аннинского: он ни за что на свете не напялил бы на себя синий костюм, и уж тем более в полоску. И я знаю причину, по которой ты следил за ним: деньги. Аннинский вез с собой крупную сумму, а ты по ходу думал, как завладеть ими.
— И ты знаешь, где они?
Я усмехнулся: он ни черта не знает о тайнике в каюте… Я был игроком, имеющим плохие карты, но сделал так, чтобы мой соперник убедился в обратном. Говоря языком криминалистов, я создал преувеличенное представление о своей осведомленности, и у допрашиваемого сложилось впечатление, что следователь в курсе всех событий и даже деталей.
— Если бы я знал, где деньги, я бы сейчас садился на самолет Москва — Адлер, а не трепался с тобой.
— Значит, Аннинский никогда не надел бы синий костюм… А похоронили его в каком костюме?
Я резко поднялся с места, заставляя и своего визави оставить диван. То, что нужно. И я, шагнув ему за спину (насколько позволил диван), ушел с линии огня и прикрылся своим противником. Я рассчитывал на выстрел из дробовика, но матрос медлил или был осторожен. Находясь позади и чуть сбоку противника, я правой рукой приложился к его печени, а левой ударил в шею, прихватывая нижнюю челюсть. И провел еще одну двойку, и оба удара пришлись Климу в голову. Я отшагнул от него, но только затем, чтобы двумя руками толкнуть его в сторону стрелка. Бежать мне было некуда, только плыть. Но я не мог тягаться с матросами, которые плавали как рыбы, и решил дать бой на палубе.
Открытое наружу окно вывело меня на палубу, то есть на ту ее узкую часть, по которой проходил латунный леер. Мне пришлось попробовать себя в роли Тибула, и первый шаг по этому длинному прутку сказал мне о том, что канатоходец из меня никакой.
Все же я добрался до юта, где обрывалась эта застекленная носовая надстройка. И головой вперед прыгнул на стрелка, уже встречавшего меня с дробовиком. Он не рискнул выстрелить еще и потому, что баркас снесло течением и он сейчас был как на ладони у тех, кто разбил на берегу палаточный лагерь. Мой прыжок оказался результативным. Стрелок, падая, ударился головой о стальной кнехт и сполз вдоль фальшборта, оставляя на нем широкую кровавую полосу. Я схватил дробовик и нырнул в каюту. Как раз вовремя: Клим успех очухаться и схватился за нож. Я цокнул языком так выразительно, как будто передернул затвор дробовика, и этот звук отрезвил шкипера.
— Давай договоримся.
— Договаривайся, — тоном гаишника отозвался я.
— Чего ты хочешь?
— Ну, на вопрос, что происходит на лодочной станции, ты не ответишь.
— Ты прав — лучше схлопотать от тебя пулю, чем от своего босса. Мой тебе совет: брось это дело.
— Я подумаю. А теперь скажи рулевому, чтобы он шел к берегу.
— Ты слышал? — повысил голос Клим.
— Да, — отозвался сверху рулевой.
Я выбросил дробовик в воду, когда баркас ткнулся в берег. Спрыгнул на мокрую траву и едва не потерял равновесие. Через несколько секунд я уже был на грунтовке рядом с домом 45. Он был облицован белым сайдингом. За дощатым забором — уютный двор с красивыми клумбами, скамейкой, побеленными стволами яблонь и крашенным в зеленым цвет гаражом. Я припомнил слова Аннинского: «Волга — это не Яуза». И позавидовал обитателям хотя бы этого дома: нет ничего лучше, чем жить на берегу Волги. Но пока что этот берег был для меня безымянным.
— Где это я? — спросил я проходящую мимо девчонку лет десяти.
— В Новой Константиновке, — ответила она.
— Деревня, что ли?
Она рассмеялась и пошла дальше.
Я обернулся. Нельзя было разглядеть выражение лица Клима, но до меня докатилось его желание порвать меня на куски. Впрочем, я показал ему, на что способен в драке даже против трех противников, и оставил ему только один шанс: отпустить меня. В то же время давал ему другой: снова поймать меня. Ну что же — «поймай меня, если сможешь».
Я прошел до конца улицы. Владелец «копейки», мужчина лет семидесяти, согласился отвезти меня в город за пятьсот рублей. Я бы дал ему и миллион — в Москве, если бы от этого зависела моя жизнь и если бы он согласился отвезти меня в столицу.
Я снова в пути. Впереди — те самые 170 километров, к которым я мысленно обращался не раз. Усталый, нервный, я действительно чуть не уснул за рулем, и случилось это за Клином. Мне пришлось остановиться около придорожного кафе, выпить чашку кофе и с полчаса подремать в машине. Еще одна чашка — и я возобновил движение. За время пути я ни разу не пересек сплошную, не превысил скорость. Говорят, излишняя осторожность бросается в глаза. Может, и так. Но только не в моем случае. Я вернулся в Москву без происшествий.