Капитан обсудил с главным техником кое-какие вопросы и попросил его одолжить несколько фотокинопулеметов, в просторечии именуемых ФКП. По сути дела, это были видеокамеры, установленные в носовой части самолета и фиксировавшие результаты стрельбы из пушки. Включались они автоматически при нажатии гашетки и на протяжении нескольких секунд снимали все происходящее перед самолетом. После боя оставалось только проявить пленку, чтобы получить доказательство уничтожения цели.

– Зачем они тебе? – удивился техник.

Хваленский объяснил, и техник расплылся в улыбке:

– А, тогда без проблем! Все сделаем.

– Спасибо, Серег.

Капитан нашел укромный уголок и вскрыл секретный пакет с инструкциями, который накануне получил в Ханое. Ничего особенного там не было: Москва предупреждала, чтобы капитан по возможности следил за действиями вьетнамских летчиков и отчитывался о замеченном: как применяют самолеты, какие сложности возникают, какие тактические приемы наиболее действенны… Заодно напомнили, чтобы советские летчики без лишней нужды не вступали в бои с американцами.

«И из-за этой херни я ездил в Ханой?» – мысленно плюнул Хваленский.

Сунув бумаги в планшет, он позвонил метеорологу:

– Привет, Хо, не подскажешь, что там завтра с погодой?

– Буря будет, – лаконично ответил вьетнамец. – Дождь, облачность сильная, ветер. Не летаете.

– Спасибо. Бывай.

Он положил трубку, вышел из ангара – и словно вынырнул из сухой прохлады подземелья во влажную удушающую жару. Парило, как в бане. Все живое затаилось. Ни ветерка, ни движения, только с востока надвигались хмурые чернеющие облака.

«Похоже, Хо прав… – подумал Хваленский. – Будет буря…»

Глава 10 Карибский кризис

Дождь лил третьи сутки. То усиливаясь, то утихая, он не прекращался ни на минуту. Казалось невероятным, что в облаках может поместиться столько воды. В пятидесяти шагах за сплошной стеной дождя не было видно ни зги. Земля медленно, но верно превращалась в кисель. Даже пожилые вьетнамцы не могли припомнить столь затяжной бури – ливни для здешних мест были обычным делом, особенно летом, но длились они от силы десять-пятнадцать минут, а не три дня.

Полеты, конечно, приостановили. Лейтенанты проводили с вьетнамцами теоретические занятия, а капитан пропадал в сборочном цеху, где техники собирали последние полученные «балалайки». Вася, заглянув как-то по срочному вопросу в ангар, увидел среди «двадцать первых» пару «МиГ-17», с которыми почему-то возились не вьетнамцы, а свои, советские технари.

– Привет, ребята, – поздоровался Вася. – Где капитан, не знаете?

– Здорово, Вась! Тут он где-то был… – отозвался техник, копавшийся в турбине. – Погоди, сейчас вернется… – Он вытер руки ветошью, обменялся с Васей рукопожатием и критически осмотрел движок. – Все союзничков тренируете?

– А то, – усмехнулся Вася. – Гляжу, они вам тоже работы подкинули…

– Да не… – отмахнулся техник. – То капитан подкинул. Хочет из них мишени сделать, оружие опробовать. Вот мы и херачим помаленьку.

– Мишени? – переспросил Вася, разглядывая латаный-перелатаный самолет. – Как они действовать-то должны?

– Ну, кто-то из вьетнамцев на ней взлетает, стопорит рули – и катапультируется. Самолет сам по себе летит какое-то время по прямой. А капитан сбивает, – пояснил техник. – Обычных-то радиоуправляемых мишеней нема, вот и изгаляемся. Эти машины все равно уже списали, даже восстанавливать не хотели…

– Понятно… Извини, Дим, капитан пришел, – Вася разглядел в глубине ангара Хваленского и поспешил к нему.

– Бывай, – вздохнул техник и снова повернулся к самолету.

Вечером, когда все занятия закончились, лейтенанты вернулись к себе в хижину. Капитан прибыл чуть позже. Ашот в это время чистил пистолет, сидя за столом, а Вася с Володей играли рядом в шахматы.

– Вольно, – шутливо произнес капитан, входя в хижину. Сбросив мокрую плащ-палатку, он сел на свою койку и стал что-то записывать в блокнот.

– Товарищ капитан, может, к нам за стол подсядете? – предложил Ашот, собирая пистолет. – А то ж на койке неудобно писать…

– Можно. – Хваленский перебрался за стол. – Вот что, парни, если хотите письма домой отправить – пишите сейчас. Утром Вован в Ханой поедет, передаст их в наше посольство. Только не вздумайте писать, где именно служите и чем занимаетесь. Военная тайна все-таки.

– Во блин! – Вася от радости стукнул себя кулаком по коленке. – А я как раз спросить хотел про это самое… Ребята, бумаги ни у кого не завалялось?!

– Есть немного, – отозвался Ашот, извлекая из вещмешка чистую тетрадку. – Держи! Володь, ты писать будешь?

Володя ответил не сразу. Он сидел над доской, задумчиво глядя на перемешавшиеся в ходе сражения черные и белые фигуры, и вспоминал тот зябкий мартовский вечер, когда последний раз видел Лилю. «Писать ей или нет? – думал он. – Вроде тогда отказалась встретиться; наверное, и писать теперь не стоит, но… Может, не со зла отказалась? Или все-таки умышленно? Хрен его теперь разберет, вдруг и на этот раз не ответит…»

– Володь, не спи! На! – Ашот придвинул к нему разлинованный лист бумаги и ручку. – Пиши. Родителям пиши. И ей пиши.

Володя вздрогнул.

– Давай, – пробормотал он и, помедлив, написал: «Дорогая Лиля, привет тебе из жаркой южной республики…»

Рядом строчили послания Вася и Ашот. Первый как начал, так и не останавливался, пока не исписал весь двойной лист; второй в раздумьях грыз ручку и время от времени разражался затяжными абзацами. Капитан же писал спокойно и ни на кого не глядя, – и письмо его было короче всех:

«Привет, батя! Жив-здоров, чего и тебе желаю. Все летаем, страшно сказать в каких краях. Как ты там? Что нового? Не надо ли чем помочь? Твой сын Миша».

Когда письма были написаны и вложены в конверты, Хваленский убрал их в свой чемодан. За окном окончательно стемнело. Света двух лампочек, однако, хватало, чтобы осветить крошечную хижину, и Володя с Васей вернулись к шахматам, а капитан, развалившись на койке, открыл потрепанного «Графа Монте-Кристо». Ашот лег на койку и, заложив руки за голову, какое-то время молча смотрел в потолок, а потом, усевшись по-турецки, попросил:

– Товарищ капитан, а расскажите, пожалуйста, как вы на Кубе служили…

– На Кубе? – капитан внимательно посмотрел на Ашота.

– Да. Генерал Карасев, наш командир, говорил про вас, – не смутился лейтенант.

– А-а, понятно… – улыбнулся Хваленский и, отложив книгу, сел, прислонившись спиной к стене. – Как там Карась, по-прежнему летает?

– А то!

– Помню-помню, как он нас дрючил… А на Кубе почти то же самое было, что и тут. Те же тропики – жара, духота, дожди… Правда, туда мы воевать ехали, а не просто местных учить. До боев, правда, дело не дошло…