Рано утром Педоренко обходил передний край обороны, я был рядом. Из наших окопов с высокого берега хорошо просматривались сосновый лес за Днепром и землянка на его опушке. Бойцы доложили, что из землянки часто выходят немцы с узлами на плечах: очевидно, делят награбленное у жителей имущество. До землянки было до 800 метров. Я спросил бойцов, почему они не стреляют по немцам, и те ответили, что не попадут, далеко. Но Педоренко подхватил эту мысль — немцев надо проучить. Нашли лейтенанта, приехавшего из училища — отличного снайпера, и спросили, может ли он попасть в немца у землянки. Тот ответил, что может, но только из СВТ. Принесли такую винтовку. Солнце взошло и хорошо осветило землянку. Педоренко, обладая отличным зрением, наблюдал. Вот из землянки вышел немецкий офицер — потягивается и смотрит по сторонам. «Давай!» — сказал Педоренко, и лейтенант выстрелил. Офицер рухнул на землю, а из землянки выбежал солдат, лейтенант уложил и его, выскочил третий — и тоже остался у землянки. Ждем, что будет дальше. Видим — из землянки выбросили узел с добычей, который покатился среди высокой травы. Оказалось, что немец толкает его лежа. Лейтенант взгрустнул — нет зажигательного патрона, а трава закрывает немца. Он сделал несколько выстрелов, и в бинокль было видно, как из узла летело тряпье, как он перестал продвигаться. С тех пор немцы к землянке днем не подходили — и награбленного оттуда никто не выносил.
В глубине леса за землянкой ночью раздавался сильный шум работающего мотора: впечатление такое, что там машины работают. Никакого вывода сделать из этого не удалось: звук однородный и исходит из одного места, а к рассвету прекращается. Педоренко послал разведку, и она все выяснила: немцы вешали на сосну мотоцикл и заводили его, создавая впечатление работы машин. Долго еще шумел по ночам этот мотоцикл!
По приглашению Педоренко я пошел с ним осматривать оборону по Днепру напротив села Кистени. За рекой хорошо видна церковь и на ней немецкие наблюдатели. Педоренко решил избавиться от такого наблюдения и приказал батарее «сорокапяток» ударить по колокольне, причем артиллеристы попали в нее со второго снаряда. Здесь оборонялся батальон численностью менее сотни человек, его командиром был лейтенант, взводами же командовали сержанты. Педоренко сказал, что больше некому доверить батальон: там всего два лейтенанта, и одного перед нашим приходом ранило в руку. Лейтенант прижимал к груди раненую руку и сказал: «Жаль, что, видно, надолго отвоевался, а только понимать начал, как надо воевать!»
В полку Педоренко я находился более 10 дней, много увидел в организации разведки боем, работы разведчиков, устройства инженерных хитростей. На каждом КП для машин отрывали аппарели. [22] У Педоренко была «эмка», и эта машина всегда была на ходу, хотя и сильно изношена. Адъютантом Педоренко был высокий лейтенант, уже послуживший, — он всегда был с командиром. Начальником штаба был капитан, уже побывавший в окружении в районе границы с Польшей. В то время на мне были серый плащ, планшетка с картой и плащ-палатка. Спал я на спине, укрываясь палаткой (был уже август, и ночи стали прохладнее).
Был у Педоренко разведчик Яцута. Этого сержанта Педоренко часто называл японцем: «Ну, наш японец, собирайся в разведку», — и ставил задачу, уводя его в сторонку. В первый день моего пребывания Яцута вернулся из разведки. Он ходил в глубокий тыл немцев и рассказал Педоренко о немецких частях за Днепром. Там он убил немецкого офицера, и его документы принес вместе со старинными часами-«луковкой». Педоренко похвалил его за работу и представил к награде. Яцута одевался в одежду местного селянина: грубая рубаха, широкие заношенные штаны, торба из мешковины через плечо, рваные ботинки, в торбе кусок сала, хлеба — и пистолет в тряпочке. Отдохнув, Яцута отправился в район Нов. Быхово—Тощица выяснить, какие здесь части. Срок дали ему не более 4 дней, но вернулся Яцута утром на пятый, принес очередные трофеи: солдатские книжки, часы, пистолет. Он доложил Педоренко об итогах разведки и рассказал такую новость в маскировке немцев: в Новой Тощице на огороде он увидел, как две тетушки роют землю. Пригляделся и видит, что обуты они в немецкие сапоги! Он сразу понял, что это немцы, подошел к ним и обоих застрелил, потом взял документы, часы, пистолет и ушел. Вокруг никого не было, было раннее утро. Мы дивились его смелости, бодрости, жизнерадостности; он всегда был готов идти в разведку. О том, как он там ходил и добывал данные, как стрелял в немцев, он рассказывал спокойно.
Полк Педоренко занимал оборону по Днепру отдельными участками, не имея сплошной линии. В полк прибыл начальник штаба дивизии комбриг Бессонов, которого я запомнил по Ленинграду, когда он был комендантом города и сделал мне замечание, что на шинели не разрезана спинка. В полку он приказал Педоренко провести разведку боем и взять «языка» — живого немца. К этому времени в полк прибыло 700 человек пополнения из Ростова-на-Дону. Все были обуты, одеты, но никто не имел оружия. Резерва оружия не имелось: и вот в ночном налете на немцев в ближайшей к Днепру деревне решили добыть и «языка», и оружие. Решили послать группу ростовчан человек в 30–40, вооружив их ручными гранатами. Для этого дела требовались добровольцы. Педоренко решил обратиться к ростовчанам, но потом поручил сделать это мне как политработнику. Мы подошли к строю новобранцев, Педоренко поприветствовал их, а потом сказал: «Вот комиссар с вами поговорит». Я объяснил ростовчанам обстановку, рассказал о задаче ночного налета и призвал добровольцев сделать два шага вперед; к нашему удивлению, весь строй шагнул вперед. Это были кадровые рабочие с «Россельмаша», его бывшие строители и рабочие цехов. Мы отобрали 30 человек, пополнили их опытными бойцами полка и отправили на инструктаж, который проводил командир разведки. В этот день в полк прибыли два окончивших военное училище лейтенанта, и одного из них также включили в состав разведки.
Когда стемнело, Педоренко направил группу захвата через Днепр, а чтобы сбить немцев с толку, организовал ложную переправу, где шумели, плескали воду и счетверенный пулемет вел огонь с машины. Разведка переправилась на плоту тихо и ушла в тыл немцев, — а вот по месту ложной переправы немцы открыли сильный пулеметный огонь. Мы с Педоренко находились там и попали под этот обстрел. Диву даешься, как мы не были убиты: пули, как пчелы стаями, летели и шлепались в песок. Возможно, они были уже на излете и теряли убойную силу? Никто не был ранен, но все отошли от этой «переправы» в сторону и прекратили шум, чтобы показать немцам, что у нас все сорвалось.
Скоро в тылу немцев раздались сильные взрывы — это рвались гранаты ф-1. На случай преследования немцами наших разведчиков Педоренко подтянул к месту их переправы машины с зенитными пулеметами, но преследования не было: немцы боялись идти к Днепру по открытой местности. Разведчики скоро вернулись. Они разгромили группу немцев, находящихся в сарае, несколько человек убили. Из трофеев у них был пулемет, автоматы и здоровенный немец-верзила с кляпом во рту. Немца схватили у пулемета; чтобы не кричал, один боец зажал ему рот, но тот успел сильно укусить его за палец! Тогда укушенный ударил немца по голове и поволок с товарищами к переправе. Разведчики потеряли одного убитым и принесли его с собой. Один наш боец оказался без ремня, на вопрос комдива он ответил: «Подался в деревню, и около одной хаты сзади меня схватили за ремень и потянули в окоп. Я расстегнул ремень, и немцы упали в окоп, я бросил им на память «лимонку» и дал тягу к своим!» Участники этой операции говорили об этом бое уже как бывалые воины и просили снова послать их в разведку боем. Но раньше разведчиков вернулся лейтенант: он был в одних трусах, все его обмундирование утонуло в Днепре. Он оторвался от группы, и один, без личного оружия, не решился идти вперед. Тогда он разделся, привязал свое обмундирование на голову и поплыл, но сверток сорвался с головы, намок и стал тянуть лейтенанта на дно, поэтому он освободился от него и приплыл в трусах. Озябший, плачущий от горя, лейтенант стоял перед комбригом Бессоновым. Комбриг объявил: «За трусость, потерю обмундирования и оружия — расстрелять». Мы с Педоренко убеждали комбрига не делать этого: мол, есть органы, которые разберутся в этом деле. Не знаю, как дальше сложилась судьба этого лейтенанта, но от немедленного расстрела мы его уберегли.