С этой мыслью Максим, проглотив очередной кусок, отложил еду и, нащупав в рюкзаке холодный, ребристый и достаточно увесистый шар, вытащил его наружу и положил рядом с собой, не выпуская из руки. Мягко катая ладонью по земле прохладный металл, Максим почувствовал дополнительную уверенность.
Это была «эфка», единственное оружие, оставленное ему командирами. Он прекрасно понимал, почему ему не оставили автомат. За каждую единицу огнестрельного оружия офицеры отвечали головой, и никто не рискнул бы подарить автомат «духам», а гранату оставили с определенной целью….
«Все правильно; если что, живым я им не дамся», – уверенно подумал Максим. И это была правда.
Он уже не боялся смерти, еще вчера утром он и представить себе не мог, что ее можно не бояться, а сегодня он уже точно знал, что в этом мире есть вещи и пострашнее.
Крепко сжав гранату правой рукой, левой Максим осторожно разогнул металлические усики и медленно, с застывшей ухмылкой на растрескавшихся губах, хладнокровно потянул за кольцо. Чека послушно вышла из запала.
«Вот она – смерть! Разожму руку, четыре секунды, и… все. Темнота. Покой. Блаженство. И уже никуда не надо идти, не надо бороться с обстоятельствами, не надо мучиться, страдать…. Ну, дойду я до наших. А что дальше? Опять война, страдание, неизвестность? Впереди еще больше года службы в Афганистане, где каждый день – это пытка и испытание на прочность. Ради чего? Ах, да! Задачу мне какую-то надо решить. Главную! Скажите, пожалуйста! А если я не хочу ее решать? Ну, вот не хочу – и все. Кто меня может заставить? Никто. Вот она, соль жизни человеческой: хочу – решаю, не хочу – не решаю, и никто, слышишь, надо мной не властен. Эй, где ты там? Никто меня не заставит, это мое святое право, это единственная моя человеческая привилегия – выбор!»
«Вот как? Выбор? Ну так разожми ладонь, и покончим с тобой! Ты думал, тебя кто-то будет отговаривать? Ты не стоишь этого. Да, конечно, вот прямо сейчас и разожми, чаек на том свете допьешь…»
Максим помертвел. Опять этот невидимый собеседник.… Это его внутренний голос, что ли? Или голос свыше? А может, у него началось раздвоение личности? Это был дурной знак. «Наверное, я сошел с ума», – подумалось ему в тот момент.
Надо было за что-то зацепиться внутри, но там было пусто. Он оцепенел. Правая рука стала затекать и слабеть, а левая предательски задрожала, когда он пытался вставить игольчатую чеку в малюсенькую дырочку. Ничего не получалось, и Максим начал паниковать.
«Может, выбросить ее за сопку? – мелькнула шальная мысль. – Но тогда конец будет еще хуже: тогда меня тотчас обнаружат «духи», а убиться будет уже нечем. Доигрался, твою мать! Господи, да помоги же!»
Он встал на колени и весом тела прижал онемевший, слившийся с гранатой кулак к земле. Контролировать ситуацию стало легче. Теперь надо успокоить левую руку. Боже, да как же она дрожит!
«Ну давай, успокойся, ты делал это уже десятки раз, сосредоточься и вставь чеку на место!»
Рука задрожала еще сильнее. Максим был на грани отчаяния. Это же надо быть таким идиотом! Пережить вчерашний, полный невероятных кошмаров день и в безобиднейшей ситуации довести себя до черты. Воистину говорят, что внутри человека живет бес. Веденеев понимал, что у него осталось совсем немного времени, совсем немного….
А дальше произошло то, что никто и никогда не мог истолковать, объяснить с точки зрения человеческой. Внутрь Максима неожиданно вползла ледяная, охлаждающая все человеческие чувства равнодушная пустота. Этот холодный, безразличный ко всему живому внутри человека вакуум заполнил его сущность, моментально вытеснив из сердца все присущие людям качества. Опустошив душу, вакуум спокойно заполнил мозг, заморозив все застрявшие там мысли и затем сильной, непонятно кем управляемой волной подчинил себе волю и разум Максима. Безвольное, равнодушное сознание молодого парня спокойно, безо всякого интереса наблюдало за капитулировавшим перед этой мощной ледяной волной телом, которое уже не было своим, им управляла пустота….
Максим, не имея мыслей, разума и чувств, испытал некое новое, ранее неведомое ему состояние спокойного равнодушия. Теперь он уже знал – все, что сейчас произойдет, не имеет к нему совершенно никакого отношения, более того, с исчезновением ума и чувств он осознал отсутствие боли и предчувствия смерти как таковой. В нем исчезла двигающая человеком грубая энергия, вместо которой пришла тонкая и невероятно безмятежная бесконечность.
Его неподвижные глаза спокойно, безо всяких оценок смотрели, как затекшая рука медленно вытянулась вперед, повернулась вдоль своей оси ладонью вверх и разжала онемевшие пальцы. Граната слегка дернулась, и безучастные ко всему происходящему уши пронзил характерный хлопок, вместе с которым в сторону солнца улетел освобожденный спусковой рычаг. Частично оживший мозг выдал механическую информацию: «Сработала боевая пружина, ударник привел в действие капсюль-воспламенитель, осталось четыре секунды».
И тут на небосводе неожиданно появился большой белый экран, на котором, словно в кино, Максим увидел молодую женщину, пеленавшую грудного ребенка. Ребенок явно не хотел заворачиваться в ненавистные ему байковые пеленки и изо всех сил дрыгал своими сморщенными ручками и ножками, отчаянно борясь за свободу, совершенно не понимая, почему его мучают. Но силы оказались явно не равны, и скоро коконообразный малыш в голубом чепчике и с утешительной пустышкой во рту был уложен в деревянную кроватку, наполненную всевозможными погремушками. Женщина, немного покачав кроватку, медленно повернулась лицом к зрителям, и Максим увидел до боли знакомое лицо. Внимательно посмотрев на него, женщина одними губами прошептала:
– Не искушай.
– Мама?!
Аз есмь….
Нельзя сказать, что профессия моториста давалась Егору легко, но и особых затруднений с освоением этой специальности он не испытывал. Первое время, правда, пришлось выполнять самую грязную на судне работу: драить палубу, мыть огромные алюминиевые кастрюли, сортировать пойманную рыбу, нести ночные вахты – в общем, выполнять любые неизбежные в море задания.
Несмотря на тяжелую, непривычную окружающую обстановку, выполнял свою работу Егор на совесть, как учил его отец. Вскоре старания Егора были замечены руководством рыбколхоза, и его направили учеником к самому опытному механику предприятия, учиться у которого почиталось за честь у любого мальчишки в поселке. Звали ветерана по-простому, но уважительно – дедушка Степан. Это был высокий, жилистый старик с густой копной совершенно белых волос и такой же седой бородой, аккуратно подстриженной чуть ниже подбородка. Его длинные, черные, задубевшие от солнца, соли и машинного масла руки заканчивались удивительно узловатыми пальцами, похожими на сучковатые сухие ветки. Несмотря на свой солидный возраст, – а сколько ему лет, в поселке не знал никто, но старше в округе точно никого не было, дедушка Степан находился в отличной физической форме. Каждое утро на рассвете он делал какую-то невообразимую зарядку, стоя лицом к восходящему солнцу, поднимая вверх свои длиннющие руки и бормоча никому не понятные слова.